Деанон, клан Сенджу

[Lumber man]

Все баннеры, заглушки, кнопки -  Белисама
Командные аватары -  Lassa fever
Командное сообщество -  Lassa fever
Все выкладки -  Inkaly
Деанон подготовили:  Что за Покемон?!!,  Lassa fever,  Inkaly

"Детство"
Фанарт "Все обязательно будет". Автор:  Rudaxena
Фанарт "Давай дружить". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Удачный образец". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Цветение". Автор:  pink-pink
Фанфик "Вес меча". Автор:  Lassa fever, беты:  нагината.,  Inkaly
Фанфик "Змеиный мед". Автор:  Торетти, беты:  нагината.,  Inkaly

"Юность"
Фанарт "Лучший друг". Автор:  pink-pink
Фанарт "Любит-не-любит". Автор:  Rudaxena
Фанарт "Шоги". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Хокаге — найди десять отличий". Автор:  [Soren]
Фанфик "Мир шиноби". Автор:  Inkaly, беты:  Lassa fever,  нагината.
Фанфик "О вреде алкоголизма". Автор:  Ianthinus, беты:  нагината.,  Inkaly
Фанфик "Сад собирателя". Автор:  Kyooka Suigetsu, беты:  нагината.,  Inkaly,  Lassa fever
Фанфик "Слива и клен". Автор:  Lassa fever, бета:  нагината.
Фанфик "Первый раз". Автор:  Lassa fever, бета:  Inkaly

"Зрелость"
Фанрт "Горе". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Новый список погибших". Автор:  Rudaxena
Фанарт "Очи чёрные". Автор:  [Soren]
Фанарт "Поцелуй". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанфик "Вторая жизнь". Автор:  Musicfan, беты:  нагината.,  Lassa fever
Фанфик "Мон". Автор:  Ксай Тэска, беты:  Inkaly,  Lassa fever
Фанфик "Последний выбор". Автор:  нагината., беты:  Inkaly,  Lassa fever
Фанфик "Силки". Автор:  Kyooka Suigetsu, бета:  Inkaly

"Старость"
Фанарт "Последний вдох". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Усталость". Автор:  pink-pink
Фанарт "Эх, молодежь". Автор:  Rudaxena
Фанфик "Две половинки". Автор:  Lassa fever, гамма:  Kyooka Suigetsu
Фанфик "Концентрация". Автор:  Ксай Тэска, бета:  Inkaly
Фанфик "Мир изменился". Авторы:  Towaristsch Mauser и  [Soren], беты:  нагината.,  Inkaly
Фанфик "Обещание". Автор:  Inkaly, бета:  Lassa fever

"Историческое событие"
Фанарт "Другая отрава". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Жертва". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Накануне". Автор:  pink-pink
Фанарт "Последняя из Сенджу". Автор:  Что за Покемон?!!
Ролик "Заложники судьбы". Автор:  Lassa fever
Фанфик "Принцесса слизней". Автор:  Kyooka Suigetsu, бета:  Rudaxena
Фанфик "Пять скал". Автор:  Lassa fever, бета:  Inkaly
Фанфик "Тропа". Автор:  Ксай Тэска, бета:  Lassa fever

"Свободная тема"
Фанарт "Без тепла". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Затмение". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "На страже". Автор:  Rudaxena
Фанарт "Не зевай!". Автор:  Rudaxena
Фанарт "Одиночество". Автор:  Lassa fever
Фанарт "Шалость". Автор:  pink-pink
Косплей "Оранжевое попурри". Косплеер:  Lassa fever
Фанфик "Мертвые гуси". Автор:  Kyooka Suigetsu, бета:  Lassa fever

Внеконкурс
Фанарт "Еще пустоты в сердце". Автор:  Что за Покемон?!!
Фанарт "Рождественские огни". Автор:  pink-pink

@темы: Деанон, Клан Сенджу

---

[Konoha Waterfall]

Уважаемые участники!

Пусть Хаширама Сенджу и победил Учиху Мадару в бою один на один, но, несмотря на это, клан Учиха не проиграл Битву Века.

Командный фест "Битва Века", проводившийся с целью выяснить, какой из кланов является достойнейшим, подошёл к концу. Достоинство определяется не победой: это ещё и та слава, которую оставляют за собой воины. Оставляем за участниками и зрителями право считать по-своему, какой из кланов самый достойный.

Поздравляем команду Учиха с первым местом!

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/36c5229670f2af1f400b18273d88b873.png"></a>

большой выбор

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s4.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/5606238eb98ea3052584c93dcc6eecad.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/9e9ef3493cd6b0004ac20247589b96b1.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/afbdb97d7f2eeac4606494ad3693005c.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/7c568f74cde755e14ada10f777298fbe.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s4.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/0e8bedc5d60c19ec9aacc90d44f22d8b.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s4.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/7f58bc43fe0216bea36b57ce3e533dc6.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=328468" target=_blank><img src="http://s4.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/1902471ca335d9fa6c8da714cf59a929.png"></a>

Поздравляем команду Сенджу со вторым местом!

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=4683766" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/dedb69f4980e54ca89de87872e3aa49d.png"></a>

ещё картинки

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=4683766" target=_blank><img src="http://s4.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/ffd0b1a122f391189c22fdce926017e4.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=4683766" target=_blank><img src="http://s4.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/20f9b73fb7d181b323f088bcf934cbb2.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=4683766" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/b0460fb009075777da7e2c4d8c6f7b18.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=4683766" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/ba51ba074ceb9ee307f3d3adc9f7b556.png"></a>

<a href="http://rikudou-sennin.diary.ru/?tag=4683766" target=_blank><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/12/85dae81dc0cf5f66fd4bd3e0a97aae4c.jpg"></a>

Результаты в баллах

Свободная тема

Клан Учиха - 69
Клан Сенджу - 52

Историческое событие

Клан Учиха - 69
Клан Сенджу - 50

Старость

Клан Учиха - 75
Клан Сенджу - 63

Зрелость

Клан Учиха - 80
Клан Сенджу - 64

Юность

Клан Учиха - 94
Клан Сенджу - 70

Детство

Клан Учиха - 115
Клан Сенджу - 89

Спасибо всем за участие! Администрация готова провести новый конкурс, если найдутся желающие участвовать.

Отдельную благодарность хотелось бы выразить художнице  Что за Покемон?!! за баннеры участникам.

@темы: организационное, Клан Учиха, Клан Сенджу

---

Внеконкурс, фанарт

[Lumber man]

Название: Рождественские огни
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Наруто/Саске
Рейтинг: PG
Размер: размер превью - 450х600, полного изображения - 550х800
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

Название: Еще пустоты в сердце
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Наруто, Неджи
Рейтинг: PG
Размер: размер превью - 600х450, полного изображения - 1000 x 666
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

@темы: Фанарт, Клан Сенджу, Внеконкурсная работа

---

Свободная тема, косплей

[Lumber man]

Название: Оранжевое попурри
Косплеер: Клан Сенджу
Фотография и обработка: Клан Сенджу
Персонаж: Сенджу Мито
Рейтинг: PG
Предупреждение: freestyle, не совсем канонный облик
Дисклеймер: эта фигурка не продается!

Урожайный год

Нить судьбы

Как снежинки на ладони

Концентрация

Не подходи ко мне!

@темы: Косплей, Свободная тема, Конкурсная работа, Клан Сенджу

---

Свободная тема, фанфикшн

[Lumber man]

Название: Мертвые гуси
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Размер: мини, 3 260 слов
Пейринг/Персонажи: Ямато/Какаши
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма, романс
Рейтинг: R
Саммари: параллели Какаши между гусем и Рин как жертвами войны.
Примечание: Написано по заявке "Какаши, Ямато, Рин (в воспоминаниях). После смерти Рин Какаши подался в АНБУ. "Ваши глаза страшнее моих, семпай".

***

Зима пришла внезапно — тогда, когда ее никто не ждал. Казалось, что так будет постоянно: за затянувшимися осенними холодами с промозглой сыростью и облетевшими, промокшими от дождей деревьями, наступит такая же бесснежная зима. Выстудит ветром улицы, покроет льдом лужи и реку, будет носить сухую колкую пыль по земле. Снега никто не ждал. Снега не было в Конохе уже почти пять лет. Поэтому пушистое белое одело укрывшее землю за какую-то неделю, казалось чем-то странным. Облепленные мокрым снегом дома превращали знакомые постройки в сказочные дворцы, виденные в далеких странах, лес за стеной — в нечто невообразимое и прекрасное. Ямато с трудом узнавал собственную деревню и окрестности. А еще он с трудом верил, что война наконец-то закончилась.

Объявленный мир внушал недоверие и страшил ожиданием коварства и подлых ударов. Ежедневные патрули никто не отменял, отряды все еще находились в состоянии боевой готовности, заказов на мирные миссии все еще не поступало. Но, несмотря на все это, деревня почти ощутимо вздохнула с облегчением, словно получив передышку: возможность залечить раны, собрать урожай, уделить внимание детям и просто побыть с близкими. У Ямато не было ничего такого, тем не менее, он был чуть ли не первым, кто облегченно вздохнул, услышав, что война закончена.

Так вышло, что, будучи шиноби, Ямато не любил сражения. Защищать мир с оружием в руках, сражаться ради мирного существования и спокойной жизни? Это были взаимоисключающие параграфы, слишком парадоксально звучала такая причина. Но понять было можно, ведь каждый шел своими путями и пользовался тем, чем мог. А если ты умел только сражаться, ты делал это. Не в этом ли крылся корень всех войн? Желая мирного существования, сражаясь за свое будущее, стороны никак не могли понять и услышать друг друга, и огонь войны лишь разгорался, причиняя все больше и больше боли. Так первоначальная цель искажалась, желание защитить уходило на второй план, замещенное местью. Ямато никому не говорил своих мыслей, просто следуя приказам свыше, как и большинство его товарищей. Потому что его размышления не имели значения, не могли принести практической пользы. Ему не следовало даже задумываться о подобных вещах. Он был никем: боевая единица, без лица и имени, без права на чувства и мысли. Идеальные шиноби должны быть такими, но Ямато никогда не считал себя идеальным и не был им. Он был удачным экспериментом.

Просто удачным экспериментом.

Собираясь в ежедневный патруль и надевая под щитки теплую форму, к которой теперь в комплекте прилагался маскировочный белый плащ, Ямато думал, что выпавший снег в чем-то символичен, словно сдерживающая себя все это время природа наконец-то смогла отпустить себя, возвращаясь к положенному естеством ходу вещей. Затянувшейся осенью она оплакала всех погибших, а теперь похоронила их, укрыв на прощание красивым белым саваном.

Патруль из АНБУ проводил широкий осмотр местности вокруг деревни — отрядами по шесть человек для лучшего охвата территории. За воротами они разбились на пары, вытянув распределительный камень из мешочка командира. Смотря на черный окатыш и видя такой же на ладони Хатаке Какаши, Ямато думал, что сегодня провести патруль ему будет сложнее, чем обычно. Ни мыслей, ни чувств — будь Ямато идеальным шиноби, ему было бы куда проще вынести общество семпая, в группу к которому Ямато попал совсем недавно, уже после заключения мира. Первая встреча запомнилась хорошо. Зябкая морось глубокой осени оседала на одежде водяной взвесью, забивалась в легкие, делая дыхание тяжелым и вызывая мокрый кашель. Ямато щурился, пытаясь разглядеть за серой пеленой горизонт, полностью погруженный в просчет того, как лучше поступить с осмотром: пройти вдоль кромки леса или же уйти вглубь, разбив местность по квадратам. Какаши его тогда изрядно напугал, появившись внезапно за спиной, скрыв свое присутствие настолько, что его было практически незаметно. Перед лицом матово блеснуло лезвие куная, а мир сузился да чужих черных глаз напротив. Таких же холодных, как сталь у горла.

— Ты слишком расслабился, — сказал тогда Какаши, убирая кунай от горла, — будь я врагом, ты был бы уже давно мертв.

Черная галька подпрыгнула на чужой ладони, вырвав из воспоминаний. Какаши долго смотрел на камешек, подкинул его еще раз, зажимая в кулаке, и коротко кивнул, закрывая лицо расписной собачьей маской. Ямато мог поклясться, что под тканью, наполовину скрывавшей его лицо, мелькнула улыбка.

— Пойдем, Тензо.

За кромкой леса в сером свете зимнего дня простиралось вымерзшее рисовое поле. Розовато-желтые лучи солнца едва пробивались из-под низких облаков, длинными мазками высвечивали снег, делая тени глубокими и синими. Пожухшие желтые метелки риса, присыпанные мелким снегом, сонно раскачивались в звенящей тишине — царило полное безветрие. Лишь тихий звук еще не скованной льдом реки нарушал ее. В белых оковах снега вода казалась почти черной. За частоколом тростника было сложно рассмотреть, что на другом конце поля: горизонт терялся в густой облачной пелене. Низкие седые облака с тихим гулом ползли по выцветшему, почти белому небу, глуша звуки: погода портилась, снова обещая снегопад. Когда они по условному знаку спрыгнули с дерева на землю, ноги утопли по щиколотку.

— Ранняя зима в этом году, — Какаши наклонился, набирая полную ладонь снега. Он вглядывался в рыхлую горсть, словно пытался увидеть в ней что-то. Ямато смотрел на белую поверхность маски и думал, что погода плохо влияет на Какаши. Нельзя было точно сказать или обосновать эту мысль. Скорее, это было шестым чувством, интуицией — странная напряженность, ненормальные интонации в ничего не значащих разговорах. Маска АНБУ скрывала лицо, не позволяя видеть выражение глаз, но сегодня Ямато был даже рад этому. Потому что в последнее время становилось все сложнее смотреть в глаза семпая. Это было равносильно погружению в черную глубину, похожую на выстуженную зимой реку. Ее дно покрывали гладко окатанные камни, ее воды были плотными и холодными. С того самого дня, когда их с Какаши глаза встретились впервые, Ямато чувствовал, что тонул. И с каждым днем шансов на то, что получится выплыть на берег и отдышаться становилось все меньше. Спеленатый этой холодной глубиной, скованный судорогой, что скрутила изнутри, мешая дышать, останавливая сердце — он шел ко дну и не пытался этому помешать. Потому что это было больно настолько, что шла кругом голова.

— Давно такого не было, — Ямато скосил взгляд на поле, с трудом выдавив из себя ответ и отведя взгляд от шеи Какаши, там, где между кромкой волос и воротом формы оставался просвет — кожа отливала нездоровым серым и даже выглядела холодной. С утра они уже успели поругаться с семпаем на тему того, что тот не взял с собой плащ...

Какаши не ответил. Медленно перевернул ладонь, высыпая снег. Он оседал блестящими, неспешно кружащимися пылинками, присыпая отпечатки свежих следов — оба шиноби пропали с места раньше, чем последняя снежинка успела упасть.

В сером угасающем дне мелькнули над полем две смазанные тени, подняв местами снежные клубы. Около трехсот метров по направлению на северо-запад и еще с полкилометра, если двигаться вдоль реки. Рисовые метели тревожно качались, лишенные своего белого убранства. Какаши неожиданно остановился, снимая маску, и поднял лицо к небу. Как почуявшая запах собака. Ямато смотрел, как медленно, словно во сне, Какаши поводит головой, как расслабленно опадают плечи — ледяная корка с треском крошилась, обнажая черный холод воды, выбивая из легких дыхание. Так, что он едва не пропустил мимо ушей тихий приказ Какаши разделиться, подкрепленный жестом с указанием в какую сторону идти. Ямато согласно кивнул и свернул в сторону.

Триста метров по направлению на северо-запад.

Пятьсот метров вдоль реки.

Черная изломанная полоса леса приближалась с каждым шагом. Когда он прошел первые кусты, заходя под облетевшие кроны, то впервые за утро отпустил себя, с силой ударив ближайший ствол кулаком. Промерзшее дерево по прочности мало отличалось от камня — костяшки обожгло острой болью. Она вмерзла в кожу через ткань перчаток, присыпала сверху снегом. Сухая ветка чиркнула по щеке. Минута слабости и выражения чувств была закончена. Ямато снял маску, привязывая ее к поясу: холодный воздух обжег щеки, разгоряченное бегом дыхание оседало клубами пара. Голова прояснилась почти мгновенно, а вот боль не ушла — слишком привык Ямато быть честным с собой и признавать что-то сразу и навсегда. Он признал Какаши в тот день, когда тот приставил ему кунай к горлу. Но пропустил момент, когда тонкий лед товарищеских отношений проломился, утягивая на дно. К желаниям, к чувствам, в эмоции. В черное болото, которое любой правильный шиноби должен обходить десятой дорогой, а если не выходит, расставлять вешки и четко следовать им. Ямато не смог — забыл все правила, и теперь брел не разбирая дороги с каждым шагом все сильнее и сильнее увязая в черной трясине чужих глаз.

Отсчитав про себя до ста, Ямато оторвался от дерева и двинулся в обратный путь. Обход можно было считать завершенным — просмотренный квадрат был чист. По его подсчетам, управились они быстрее, чем планировалось, а значит, на обратной дороге можно было не спешить. Поле встретило Ямато знакомой сонной тишиной. Если бы не скрипящий под подошвами снег, то можно было подумать, что звуки просто исчезли: только гул полных снега облаков, собственное дыхание и стук сердца в горле. Тени под стеблями трав становились длиннее и глубже. Ямато остановился у точки, в которой они разделились и огляделся, со странным облегчением, заметив знакомую фигуру в прибрежных зарослях. Какаши не двигался, застыв у кромки воды, смотря куда-то.

— Семпай? — негромко позвал Ямато.

Тонкий тростник едва шевельнулся, роняя снежные шапки, пропуская его с неохотой. За ворот упал целый ворох снега, заставив неприятно поежиться.

— Их нужно похоронить, — Какаши повернулся полу боком, открывая обзор, и Ямато закрыл рот, оставив вопрос "кого?" при себе.

Дальше в зарослях, где речной тростник сменялся кочками высокой осоки, лежали две птицы. «Серые дикие гуси», — определил Ямато, подойдя ближе.

— Хищник? Лиса, может?

Какаши отрицательно покачал головой и показал куда-то на снежный холм. Разглядеть в нем кунай с тонкой леской, указывающей на замаскированную ловушку, получилось не сразу. Видимо, спустившиеся к водопою птицы потревожили леску, и западня сработала, ранив одну из них. Ямато присел на корточки, разгребая снег. Все оказалось так, как он и думал: крыло одной птицы было перебито, подмерзшая кровь кристаллами оседала на свалявшихся перьях. Ямато поднял крыло выше, не без труда разогнув окоченевшие мышцы: под тушкой крови оказалось больше, но вторая птица была вроде не ранена. Под снегом было сложно определить.

— Судя по клюву, это самка, — Ямато оставил гусыню в покое и повернулся к напарнику. Какаши стоял в той же позе, сосредоточенно рассматривая мертвых птиц. Было в этом взгляде что-то… неправильное. Зимний свет не давал яркости, превращая не скрытый повязкой глаз Какаши в черный провал. Словно окруженная снегом вода в окошке на болоте. Ямато поежился.

— Это пара, — внезапно сказал Какаши, подходя ближе. Воздух всколыхнулся, нежно мазнув по щекам, чужое дыхание паром осело на ткани плаща. — Дикие гуси летают парами. Когда умирает один, умирает и другой. Ее, — затянутые в перчатку пальцы легко тронули серое оперение, — ранили, и он остался с ней. Зная, что впереди только смерть. Он все равно предпочел остаться с ней. До самого конца...

— Глупости вы говорите, семпай, — тон Какаши совершенно не нравился Ямато, косившегося на гусей уже с явным недовольством. — Это просто птицы, у них нет мыслей, как у людей.

— И поэтому они следуют за тем, что велит им природа, а не разум, — ерш серых волос заслонял собой вторую половину лица, не давая рассмотреть даже движения мышц под маской. В опускающихся сумерках, Ямато ловил себя на мысли, что волосы Какаши одного цвета с перьями мертвых птиц.

— Да... они остаются, — совсем тихо добавил Какаши. Так, едва слышно. — Они. Не люди.

— Иногда смерть — это не самый верный выход, — заметил Ямато, обходя птиц с другого бока и складывая первую печать. — Она ставит последнюю точку на любом пути, после того как ты мертв уже ничего нельзя изменить. Жизнь оставляет возможности.

— Иногда нет другого выхода.

— Это слишком мрачное утверждение, семпай.

— Скажи, Тензо, а ты веришь в перерождение? — внимательный взгляд Какаши отвлекал от выполнения техники. Под ним Ямато никак не мог сосредоточиться, сбиваясь и начиная заново. Ему казалось, что взгляд пробирается через слои одежды, выжигая по коже колючим холодом.

— А вы?

— Сложный вопрос. Это словно страховочный канат, — Какаши выдохнул, наблюдая, как пар собирается клубами в воздухе, — не выйдет в этой жизни, попробую в следующей. И всегда есть возможность начать все с нуля. Хотелось бы тебе иметь страховочный канат? Конечно, да.

Какаши покачался с пятки на носок и сделал шаг ближе к воде, остановившись прямо над мертвыми птицами.

— Интересно, при перерождении мы получаем ту же судьбу, что и в этой жизни? Или нам дается что-то новое? Представь, ты бы мог родиться в мире, где не было бы войны. Или родиться не шиноби. Родиться не мужчиной, а женщиной или птицей.

— Не знаю, семпай, — разговор заворачивал на странную дорогу. Они никогда не говорил на подобные темы. Это было словно выпавший снег, которого никто не ждал. Ямато не мог понять рад он тому, что подобный разговор начался или нет. Тема его беспокоила.

— Я просто вспомнил, как читал, что души умерших становятся птицами и улетают на небо. Грустно, если это была чья-то душа, — голос Какаши звучал странно спокойно и вливался в окружающую тишину так же естественно, как журчание реки. — Она должна была оказаться в другом месте, но не долетела. Еще одна жертва войны. Знаешь, Тензо, когда я думаю о том, сколько птиц улетело в небо за эти годы, мне становится страшно.

— Шла война, семпай, — Ямато качнул головой и шагнул ближе. Нетренированное чутье во всю било тревогу, но он не мог понять с чего. На личные темы в АНБУ никогда не разговаривали. Из досье Ямато знал минимум официальной информации. Этот минимум говорил сухими фактами: в какой семье родился, уровень навыков, наличие клановых техник, состав группы. Вся группа Какаши погибла в прошедшей войне.

— Мне стоило бы взять пример с этих птиц, — внезапно отчетливо сказал Какаши. За спиной грузно упала тяжелая снежная шапка, не удержавшись на гладком листе тростника. Разговор зашел слишком далеко. Ямато буквально чувствовал приближение точки излома, после которой произойдет что-то ужасное. Допускать этого он не собирался.

Ямато развернулся всем телом, грозно сдвинув брови и со всей мрачной серьезностью, на которую был способен, протянул:

— Это вы сейчас так вежливо сказали, что лучше было бы умереть, чем работать со мной в паре? Спасибо, семпай, а я-то думал, мы хорошо сработались.

Какаши недоуменно повернул голову и застыл на пару секунд, после чего издал странный звук, словно поперхнулся воздухом. Ямато недоуменно моргнул, но Какаши махнул рукой, показывая, что все хорошо и останавливая:

— Не смотри на меня так, Тензо, — нервный смех прозвенел натянутой струной, — твои глаза меня пугают.

Ямато только вздохнул:

— Ваши глаза страшнее моих, семпай.

Он смотрел, как изломилась болезненно бровь Какаши, когда тот прикрыл глаз в натянутой улыбке. Закрывавшая лицо маска только усиливала чувство ненатуральности. Под всей отстраненностью Какаши скрывался надлом. Ямато почувствовал его не сегодня, а задолго до этого, просто не мог найти причину. Что было такого в мертвых птицах, что извечная маска холодной вежливости пошла трещинами, осыпаясь кусками, обнажая что-то больное? Причина не могла быть в войне или могла? Ямато не мог дать точного ответа.

В мире существовало множество тяжелых вещей. При этом вес скалы или простого камня, тяжесть воды, любой материальный вес был не более чем нехваткой физической силы. Настоящая тяжесть была иного рода. Когда терял кого-то близкого. Когда был вынужден принимать решение. Когда смотрел в глаза и не мог подобрать ответ. Или когда не мог ответить, потому что отвечать было нельзя.

Ямато понимал все это так же четко, как то, что это ему придется сделать выбор. Возможно потому, что хотел забрать себе хоть что-то: право решить тонуть ему дальше или стать спасательным кругом. Из него вышел удачный подопытный материал, он стал неплохим шиноби. Но вот стать хорошим другом у него не получилось. Зимняя река тихо несла вдаль свои воды, заливая уши мерным гулом, отражающимся от набрякших снегом облаков, отдающимся шумом крови в ушах. До Какаши пол шага, Ямато сделал их, крепко взял семпая за плечи, разворачивая к себе, закрывая от мертвых птиц, от мира. Пустой холодный взгляд в ответ царапнул тоской. Нежелание жить — вот что самое страшное, вот что Ямато почувствовал сейчас в Какаши.

— Хватит, — сказал он, ослабляя хватку на чужих плечах. — Вы ни в чем не виноваты.

Горячее дыхание прорывалось сквозь плотную ткань маски, дразнило — ладони самостоятельно прошлись по плечам Какаши, растерли. Ямато неотрывно смотрел в холодную трясину глаз напротив. Он собирался сделать последний шаг. За ним глухая топь и никакой надежды на возврат. Это был его выбор. Ямато наклонился, прихватывая губами ткань маски Какаши, чувствуя, как удивленно раскрывается под ней рот, видя, как вскипает черная гладь глаз. Какаши пошатнулся, упираясь ладонью в грудь, когда Ямато прижался сильнее, почти кусая, втягивая ткань в рот. Шершавая ткань на языке отдавала сыроватым привкусом снега и мокрых ниток.

— Тензо, ты что?..

Потрясенный выдох потерялся, потому что Ямато стянул закрывающую лицо маску. Пальцы нежно прошлись по шее, проследив линию челюсти, надавили возле уха. Он не смотрел в лицо Какаши, не отрывая взгляда от его глаз — прямо, без слов, которые были просто лишними и не смогли бы передать ничего. Ямато осторожно придержал семпая за затылок и накрыл ртом чужие губы. Лед под ногами треснул окончательно — Ямато с головой ухнул в ледяную трясину. Шум крови в ушах перекрыл все звуки. Это было похоже на сход лавины. Накрывающее собой абсолютное чувство, идущая кругом голова, слабость в ногах. Какаши пошатнулся и Ямато тоже не удержался, подался вперед, крепче сжимая пальцы на чужом плече, жадно проведя ладонью вдоль бока, к спине. Перчатки скользили по гладкой стали щитка, стирая капли растаявшего снега. Ближе. Еще. И еще. Пока хватает дыхания. До самого дна трясины чувств. Ямато не закрывал глаза, глядя в глаза напротив: как нервно расширяется зрачок от точки до полночного круга, как светлеет по краю радужка, теряя свою темноту, как медленно опускается веко, в томном жесте прикрывая обнаженную бездну. Смотря на это, Ямато даже не сразу понял, что нет сопротивления и что чужие губы потеряли свою инертность, легко прихватив в ответ. Не сильно. Язык скользнул по кромке зубов и протиснулся внутрь, огладив десны, приглашая в игру. Дальше Ямато ничего не помнил — он закрыл глаза и забыл о том, кто он есть, прижимая к себе, горячо целуя, сгребая в горсть волосы и чувствуя губами короткий смех.

— Такое чувство, что ты никогда этого не делал, — Какаши прижался носом к носу и глубоко вздохнул, медленно выдыхая, восстанавливая дыхание, как понял Ямато. — Первый поцелуй, да, Тензо?

— А если так? — буркнул в ответ Ямато. — Я не подкарауливаю людей в подворотнях с подобными целями.

— Хм... я, значит, стал исключением.

— Мы с вами не в подворотне сейчас.

— И правда.

Губы согрело дыханием. Какаши отвернулся, снова натягивая на лицо маску. Отстраняться и подниматься из сугроба, в который они вдвоем свалились, он не торопился, внимательно рассматривая напарника. От этого взгляда становилось не по себе. Молчание угрожающе затягивалось:

— Не то, чтобы я жду извинений, но как на счет объяснения хотя бы что сейчас было? — Какаши легко потянулся на локтях, выпутываясь из переплетения рук-ног, поднимаясь и отряхиваясь.

— Тут нечего объяснять, семпай, — Ямато пожал плечами. — Я пока еще не готов признаться вам в любви. Это уже немного через край.

— А целовать меня было в пределах нормы? — Какаши заинтересованно поднял бровь.

— Вы не сопротивлялись.

Рассматривавший с преувеличенным интересом собственные ботинки Ямато не поднимал взгляда. Он не сожалел о своем поступке — поселившаяся в душе пустота отдавалась болью при каждом вздохе так, что было невозможно выровнять дыхание, но наконец-то стало спокойно. Он сделал то, что хотел, это произошло бы в любом случае когда-нибудь, и теперь чувствовал что-то схожее с облегчением, от того что нет больше нужды скрывать. Какаши поравнялся с ним, и Ямато машинально приготовился к отповеди, заранее представив, как все это будет, и мысленно составляя прошение о перевод в состав другой команды.

— Ты меня удивил, — разбил грезы Какаши и наклонился, заглядывая в лицо, — в следующий раз предупреждай, Тензо. Сугроб был не слишком уютным.

— В следующий раз? — зачем-то уточнил Ямато, догоняя уже успевшего уйти далеко вперед Какаши и отказываясь верить собственным ушам.

— Когда решишься снова, — Какаши утвердительно кивнул и повернул голову: в уголке глаз собрались морщинки от улыбки. Резкие, глубокие, хитрые. Лед на реке треснул и начал свой ход, словно забыв про то, что впереди долгие месяцы зимы, а до первого весеннего тепла далеко.

Ямато поднял выше ворот капюшона, пряча смущение в скорости движений. Он молчал и не говорил ничего. Ни о том, что ему не нужно принимать решение повторно, если он уже однажды сделал выбор, ни про то, что они задержались в патруле, и еще несколько минут и другие члены команды начнут тревогу или, в лучшем случае, отправят им навстречу кого-нибудь. Промерзший лес провожал их недовольным скрипом облетевших веток и длинными тенями. Пришедшая в мир зима вычистила не только природу, но и чувства. Сделав их острыми, как кромка льда и податливыми, словно напитанный водой снег. Из такого сочетания могло получиться что угодно: острые порезы или же прекрасные снежные скульптуры. Одно Ямато знал точно: какой бы суровой не была зима, дерево переживет ее, сбросив старую, отжившую свое листву и сохранив под своей корой сок до весны, чтобы с первым солнцем и теплом распуститься полным цветом, давая жизнь новым листьям.

@темы: Фанфикшн, Свободная тема, Конкурсная работа, Клан Сенджу

---

Свободная тема, фанарт

[Lumber man]

Название: Без тепла
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Ямато, Какаши
Рейтинг: PG-13
Размер: размер превью - 600х450, полного изображения - 2000 x 1500
Комментарий: иллюстрация к работе "Мертвые гуси"
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

Название: Шалость
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Сакура/Цунаде
Рейтинг: PG
Размер: 700х521, превью 600х416
Дикслеймер: Манга «Naruto» нарисована Масаши Кишимото

Название: Не зевай!
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Минато/Кушина
Рейтинг: PG
Размер: 800х567, превью 600х425
Дикслеймер: Манга «Naruto» нарисована Масаши Кишимото

Название: Затмение
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Тока, Мадара, Изуна
Рейтинг: R
Размер: размер превью - 500х600, полного изображения - 1000 x 1200
Комментарий:
"Она умирала в алой тюрьме за черными решетками, подвешенная за запястья и лодыжки над заточенным побегом бамбука. Его верхушка уже продырявила пупок Токи, и по стеблю гусеницами сползали струйки крови, расплываясь красными лилиями в темных водах озера. По его глади кругами расходились иллюзии"
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

Название: На страже
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Тобирама Сенджу
Рейтинг: G
Размер: размер превью - 451х600, полного изображения - 602х800
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

Название: Одиночество
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Мито
Рейтинг: PG
Размер: размер превью - 600х418, полного изображения - 1500 Х 1047
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

@темы: Фанарт, Свободная тема, Конкурсная работа, Клан Сенджу

---

Тема: Историческое событие, фанфикшн_3

[Lumber man]

Название: Тропа
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама/Мадара
Тип: слэш
Жанр: романс, драма
Рейтинг: PG-15
Размер: мини, 2232 слова
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Кишимото Масаши
Исторические событие: заключение мирного договора между кланом Учиха и Сенджу

В лагере Сенджу стояла тишина.
Хаширама добрался до палатки, отогнул полог и нырнул внутрь. Бросил взгляд на согнувшихся в поклоне командиров отрядов, занял свое место в центре площадки и кивнул брату. Собравшиеся сидели мрачнее тучи, и Хаширама заранее приготовился к тому, что сегодняшний совет может затянуться дольше обычного.
В палатке было тепло, в жаровне разгоралось пламя и шипели раскаленные угли. Край знамени с выбитым на ним моном клана трепетал на слабом сквозняке.
- Учиха, - медленно, нараспев произнес старейшина. - Учиха — не знающие чести выродки. Напали на нас среди ночи. Не ведают ни законов, ни порядков, словно варвары.
Тобирама, до этого сидевший молча, поднялся со своего места:
- Сейчас совсем не время рассуждать о чести...
- Что говоришь такое? - встрепенулся старейшина, и его седые мохнатые брови, за которыми скрылись веки, сердито сошлись в переносице. - Война и ведется ради чести. И должна идти по законам, которые предписывали кланам их предки. Скажите же ему, Хаширама-доно.
Хаширама потер лоб, посмотрел сначала на старейшину, потом на брата и нахмурился еще больше.
Прошлой ночью Учиха совершили набег на их лагерь. Пробрались в тишине ночи небольшим отрядом, сняли часовых, проникли палатки и перерезали полусонным шиноби глотки. Прежде чем в лагере успели поднять тревогу, с десяток соклановцев уже отправились на тот свет. Утром Хаширама видел, как выносили из палаток грязные циновки.
Из нападавших в стан Учиха вернулись обратно только трое, а лагерь Сенджу, казалось, погрузился в мрачный, полный отчаянья траур.
Хаширама медлил с ответом, хоть и боялся, что его сомнения передадутся собравшимся, которые сейчас же стихли и выжидающе уставились на него. Он посмотрел в лицо Тобирамы, на губы, напряженно сомкнувшиеся в тонкую линию, и подумал, что брат, наверно, знает ответы на все одолевающие его вопросы.
- Затеем с ними переговоры, - предупредил старейшина, - сразу решат, что мы пошли на попятную.
- Никто не собирается им уступать, - ответил Хаширама.
Командующий первого отряда, Харада, почесал щетину и лениво произнес:
- Можем поджечь их лагерь. Пройти на юго-запад несколько ри — и их уже видно издали.
- Так дело не пойдет, - сказал Тобирама.
Харада пожал плечами. Собравшиеся начали перешептываться. Голос старейшины, сухой и дребезжащий, перекрыл все прочие голоса:
- Пусть решает глава клана. Как скажет, так и будет.
Хаширама поднялся со своего места в застывшей, непроницаемой тишине.
- Если в течение завтрашнего дня не получим от Учиха никаких известий, нападем на рассвете.
Харада улыбнулся, а сам Хаширама вдруг почувствовал необыкновенное облечение. Пути назад теперь не было. Тобирама, долго не отводивший взгляда от его лица, казалось, принял решение с воодушевлением.
Совет стал расходится. Командиры отрядов один за другим прощались и выходили из палатки на воздух. Старейшина доковылял до входа, по пути бормоча:
- Не к добру вон кличет воронье среди ночи.
- Отбросьте суеверия, - улыбнулся поравнявшийся с ним Тобирама. - Если кому и кличет воронье беду, то не нам, а Учиха. Должно быть, они уже слышат.

***

Бок луны, мертвенно-бледный, окруженный синеватым сиянием, выглянул из-за туч. Хаширама ушел довольно далеко от лагеря и, поняв, что потерял из виду реющее в воздухе знамя Сенджу, остановился. Тропа сворачивала в лес, в густой траве был виден провал. Проход здесь был узкий, проложенный одним человеком, и Хаширама, постояв еще мгновенье, свернул прямиком туда.
Трава доходила ему до пояса, касаясь открытых ладоней, холодила кожу, оставляя влажный след от росы.
В глубине ночного леса Хашираму ждал, не таясь и не пытаясь скрыться, враг.
Учиха Мадара, присев на мохнатый подгнивший пень, строгал ножом ветку. Подносил ее к губам, сдувал опилки и снова принимался строгать, прищурив один глаз.
- Заблудился, Сенджу?
Мадара улыбнулся, убрал нож за пояс и взглянул на Хашираму.
- Опасно здесь ходить одному. Да и лагерь Учиха, говорят, вон за тем холмом...
Под ногами Хаширамы зашелестела примятая трава. В пару шагов он достиг старого пня, схватил восседавшего на нем Учиха за грудки, тряхнул со всей силы и яростно прошептал ему в лицо:
- Будь ты проклят! Клянусь, я убью тебя прямо сейчас, Мадара!
- Не говори ерунды, Сенджу.
Мадара прогнулся под его напором, обмяк в чужих руках, неожиданно легко и послушно, отвел в сторону взгляд.
- Это война. Если ты до сих пор не понял, что мы тут не шутки шутим.
Хаширама разжал пальцы. Мадара, поправив ворот, уселся обратно на пень, и вздохнул:
- За что я всегда любил тебя, Хаширама, так это за честность.
- Смеешься надо мной?
- Ни капли.
Хаширама взглянул на свои руки, жалея, что не хватает в сердце решимости сделать единственно верный шаг, принять главное в своей жизни решение.
- Я убью тебя. Пусть и не сегодня.
- Согласен, - кивнул Учиха и поднялся на ноги.
Когда они поравнялись взглядами, Хаширама увидел, как блеснула в лунном свете черная радужка.
- Я буду сражаться с тобой до тех пор, пока один из нас не умрет. Если ты думаешь, что Учиха подпишут мирный договор, который вы высокомерно кинули нам, словно подачку, то ты заблуждаешься. Мой ответ ты теперь знаешь.
Два дня назад, когда Учиха совершили диверсию в их лагерь, Хаширама понял, что война, которая, как ему казалось, пошла на убыль в последние месяцы, скоро возобновится с небывалым размахом. Он представил, как где-то во вражеском лагере Мадара, получив от него свиток, разорвал бумагу на клочки и, бросив под ноги, растоптал со всей злости.
- Не спросишь, почему?
- Нет.
Хаширама чувствовал, что в венах Учиха текла кипучая, словно вся пропитанная ненавистью, пузырящаяся кровь. В его венах текла совсем другая, наверно, поэтому он никогда не мог понять Мадару.
По сравнению с ним, думал Хаширама, все Сенджу, и сам он в первую очередь, слишком гибкие, слишком мягкотелые. Гнутся под ударом, а потом, о чудо, снова распрямляют спину и встают.

Время пролетело быстро. Луна, поднявшись над макушками елей, скатилась вниз по небосклону, и теперь на поверхности виднелся только ее бледный край.
- У тебя все на лице написано, Хаширама, - Мадара усмехнулся.
Сенджу разглядывал бледные щеки, виски, скрывшиеся в тени косматых, черных волос. Ему не часто приходилось вести беседы с Мадарой по душам, но, думал он, встреться они где-нибудь в другой жизни, все могло бы сложится иначе.
Хаширама расположился рядом, на таком же состарившемся, увитом мхом пне, что и Учиха. Время ускользало необратимо, как движение луны по небесному склону.
- В последний раз мы столкнулись на поле боя. Тогда-то я и увидел твой взгляд, - продолжил Мадара.
- И что же в нем было? - спросил Хаширама.
В ответ Учиха нагло, словно отвесил пощечину, бросил фразу:
- Ты глядел на меня, как мужчина глядит на девицу, желая ее.
Хаширама почувствовал, как гул сердца подступил к самому горлу, и чуть не задохнулся им.
- Я тебе не верю.
Мадара поднялся, глянул на него чернющими, злыми глазами и прошипел сквозь зубы:
- Трус!
Хаширама собирался ударить его, уже замахнулся кулаком, чтобы стукнуть по челюсти, но в следующую секунду почему-то передумал. Вместо этого схватил Мадару за ворот, повалил навзничь и прижал своим телом к земле. Тот не трепыхался и даже не пытался высвободить запястья. Хаширама, как завороженный, глядел на него в упор и старался совладать с собственным зачастившим дыханием, а потом склонился и впился Мадаре в губы.
Учиха стягивал с себя одежду и путался в рукавах. Из-под приспущенных штанов показалось полоска белой кожи. Хаширама коснулся голого живота, ощутил, как тело под ним дрогнуло, покрылось мурашками. Скинул свою одежду рядом, на влажную от росы траву. В том, с каким нетерпением они целовали друг друга, было что-то предосудительное и неправильное.
Хаширама не знал, что делать с мужчиной, как любить с мужчину, поэтому инстинктивно сжал Мадару в своих объятиях, слушая, как тот между делом рычал сквозь зубы и крыл его ругательствами. Только когда их тела сомкнулись в одно целое, Хаширама понял, как невыносимо желал этого момента уже долгие месяцы.

***
На рассвете Хашираму разбудил тревожный крик птицы. День занимался хмурый и ненастный, небо застлали тучи.
У Хаширамы было тяжело на сердце и, прежде чем начать сборы, он еще раз обошел лагерь. Выглянувшие из палаток шиноби сонно терли глаза и зевали во всю глотку. Заметив главу клана, который должен был сегодня повести их бой, они тут же подобрались и вытянулись по струнке. Сна не осталось ни в одном глазу.
Когда Хаширама вернулся, в его палатке уже сидел Тобирама, в полном боевом обмундировании, и сверялся с картой.
- Разведка доложила, что Учиха не сдвинулись ни на ри. Если все пойдет, как мы рассчитывали, атака получится внезапной.
- Провоцируют нас.
- Думаешь?
- Я слишком хорошо знаю Мадару.
Тобирама повернулся к брату, заморгал часто и, подбирая слова, как всегда это делал, пару раз беззвучно сомкнул и открыл рот. Потом произнес с сомнением:
- Зачем тогда нападать, если нас уже ждут?
Хаширама стянул повседневную одежду и стал надевать нижнее кимоно, поверх которого собирался накинуть доспех.
- Мы не настолько слабы, чтобы опасаться расставленных ловушек. Сегодня мы сметем Учиха с поля боя до того, как солнце успеет подняться над горизонтом.
Тобирама, в чьих венах текла такая же стылая, но живучая кровь, научился угадывать настроение брата по одному лишь взгляду. Он не позволил Хашираме сегодня самому надеть доспех, вызвался помочь и стал затягивать на боках крепления.
Хаширама держал волосы, чтобы не мешали.
Тобирама проверил, надежно ли сел наплечник на руку, снова моргнул и, собравшись с мыслями, заглянул брату в глаза:
- Что тебя тревожит, брат?
- Дурные сны, - ответил Хаширама.

Земля всколыхнулась. С верхушки холма устремился в ущелье стройный людской поток и, едва достигнув низины, распался на две части. Замелькали в воздухе знамена, красно-белые мон качнуло по ветру. Войска Учиха, едва расцепившись, соединились вновь, зажав Седжу в кольцо.
С первым ударом Сенджу настигла волна огня. Воздух вокруг раскалился до такой степени, что побелели камни и пожухла трава.
Хаширама, утерев со лба налипший пепел и прочистив забившееся гарью горло, оглядел остывающее, похороненное под грудой тел поле и сложил пальцы в печать.
Земля под ногами Учиха зашаталась и, словно мягкий зыбучий песок, стала уходить вниз, утягивая вместе с собой и людей. Из провала наружу пробился ветвистый, тяжелый древесный росток.

***
Учиха отступали, сдавая каждый день одну низину за другой. Тобирама переставлял на карте отметки и, казалось, заметно воспрянул духом.
Сенджу негласно праздновали победу, пока палатки полнились ранеными. Хаширама видел, как отдирали от одного шиноби спёкшийся, пристывшийся к телу доспех. Перебежками сновали от одной палатки к другой медики. По вечерам лагерь все больше напоминал госпиталь.
В ночной тишине послышался глухой, далекий голос совы.
Хаширама подтянул к себе уставшие ноги, потер сбитые кончики пальцев, потом прилег на бок и глянул на брата. Тобирама читал клановые свитки, которые стаскал ему в палатку старейшина. В воздухе пахло жженым воском.
Хаширама улыбнулся, подумав, что брат однажды превзойдет его в своем трудолюбии, и когда наступит этот день, ему, как старшему, не страшно будет покинуть свой пост.
- Если Учиха не хотят добровольно идти на мировую, - вздохнул Хаширама, - мне придется их заставить.
Тобирама отвлекся, обернулся на голос брата, щурясь и вглядываясь в темноту.
- Так вот зачем ты так упорствуешь.
- Не будь у них выбора, давно бы уже подписали договор.
Тобирама улыбнулся, как показалось Хашираме, печально или же сожалением:
- Иногда мне кажется, что вы с Мадарой слишком похожи.

Хаширама понял, что значит быть главой клана спустя долгие месяцы сомнений и потерь. В один день на него снизошло озарение: все это время Сенджу заблуждались, попадаясь на уловки Учиха, которые вовсе не стремились к прекращению клановой войны, а только тянули время, чтобы подлатать раны.
Когда Хаширама поделился своим открытием с Тобирамой, тот ответил, что давно это знал.

Наступление Сенджу подкосила внезапно появившийся в лагере болезнь.
Хаширама бродил между циновок, где лежали больные, и молился, чтобы о несчастье не узнали в стане Учиха.
Старейшина, шаркая ногами, медленно брел вдоль рядов неподвижных тел. Хашираме, чтобы не прервать разговор, пришлось подстроится по его темп.
- Все дело в воде. Надо поискать другой источник, и болезнь прекратится. Несколько лет назад, когда сражался твой отец, Учиха отравили источник, из которого пили Сенджу. Я помню эти лица точь-в-точь, как сейчас.
На следующий день весь лагерь Сенджу выдвинулся в путь, переезжая вниз по течению реки. Пока они перебирались и обустраивались на новом месте, Хаширама видел желтые, обтянутые прозрачной водянистой кожей лица больных.
Несколько дней спустя со стороны Учиха пришли слухи о начавшейся болезни, и Хаширама, сам не зная почему, вздохнул с облегчением.
Вынужденное перемирие затянулось до весны.

***
Когда в лунном свете Хаширама увидел Учиха Мадару, его лицо показалось ему серее дорожного камня. Быть может, все дело было в неверном, тусклом свете, пробивающемся сквозь тучи, а может, и самого Мадары коснулась затяжная и иссушающая болезнь.
Хаширама пришел на место их старой встречи уже знакомой дорогой, заметил только, что и без того узкая тропа совсем заросла, и боялся сбиться с пути.
- Призрака увидел, Сенджу?
Мадара не изменился. Не изменился ни голос, ни едкая ухмылка, и, поняв это, Хаширама вдруг обрадовался, будто увидел старого друга, и, не сдержавшись, признался:
- Я скучал, Мадара.
Учиха прищурил черные глаза и бросил в сторону:
- Совсем совесть потеряли Сенджу.

***
Хаширама кинул на свежий маленький холмик горсть земли. Под ним покоился командир первого отряда Харада. Пришедшие проститься молча стояли кружком чуть поодаль.
Хаширама смотрел на скромное надгробие и думал, какой долгий путь пришлось проделать, прежде чем собственный клан, клан Сенджу, примет решение прекратить войну. Раньше Хашираме казалось, что он воевал только с одним врагом и ясно видел его перед собой на поле боя.
Тобирама в задумчивости притаптывал свежую землю.
Старейшина тяжело переступил с ноги на ногу и заговорил, время от времени переводя дыхание:
- Есть лишь один способ остановить Учиха, Хаширама-доно, и ты давно его знаешь. Что такое клан без его главы? Ничто. Мы сотрем их с лица земли.
Хаширама с удивлением увидел, что в этот день, когда они хоронили Хараду, был первым ясным, солнечным днем. Он был так занят войной, что не заметил, как пришло лето.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Историческое событие

---

Тема: Историческое событие, фанфикшн_2

[Lumber man]

Название: Принцесса Слизней
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Герои/Пейринги: Кацуя/Тсунаде, Орочимару/Тсунаде
Тип: фемслэш, прегет.
Жанр: пвп, драма
Рейтинг: NC-17+кинк!
Размер: мини, 1663 слова
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Кишимото Масаши
Предупреждения: инсектофилия, eggplay, графичное зачатие, беременность. Все герои старше 18
Историческое событие: Вторая война шиноби

***

Воздух пахнет кислой гарью. Дышать тяжело — Тсунаде глотает воздух, жадно приоткрывая губы и насильно проталкивая в обожженное горло каждый вздох. Ей кажется, что собственная грудь превратилась в камни, что сейчас лежат на ней, не давая дышать. Боли нет — она не чувствует тела ниже шеи. Просто тяжело.

Память услужливо подбрасывает воспоминания о произошедшем: проигранный бой, в который она вмешалась безрассудно, бросившись на помощь гибнущей группе, глубокое ранение, отравленный воздух.

Легкие рвет судорогой, но Тсунаде не может даже откашляться нормально — нет сил, и от этого злость разбирает только сильней. Они проиграли, проиграли, проиграли! Глупо, как дети. Хотя, наверное, они дети и есть: выросшее в тишине и спокойствии поколение, не знающее ужаса первых войн шиноби, которые с таким трудом прекратили их деды. И для чего? Только для того, чтобы их потомки разожгли новую войну.

Сколько же она по неосторожности вдохнула яда? И что это за яд? Голова неотвратимо наливается чугуном, и холодно. Тяжело и холодно. Тсунаде не чувствует, но понимает, что все тело скованно болезненной судорогой, одеревенело, что мышцы дрожат, словно от озноба. Если наступает паралич, значит, яд сделан на основе травяных экстрактов, а значит, вывести его в два раза сложнее, чем синтетический. Она могла бы попытаться, но ей нужна кровь, нужны свитки, нужно время... Нужна она сама, только не умирающая в безызвестной лощине, а здоровая, полная сил, с ясной головой. Интересно, есть техника, которая сможет призвать тебя самого, только из прошлого? Или из будущего? Чтобы спасти себя настоящего?

— Наконец-то я вас нашла, Тсунаде-сама, — осторожно тычется в щеку мягкое, липкое. От прикосновения остается прозрачный склизкий след. Усики, белая бахрома мягких складок, передвигающаяся вверх по руке, к плечу, к груди. Ощупывающая, проверяющая. Прохладная и знакомая. Кацуя. — Потерпите немного, я вас сейчас вылечу, Тсунаде-сама.

Впервые в жизни Тсунаде настолько рада, что заключила контракт с животным, что успела-таки освоить технику призыва, что ей досталась именно Кацуя. Ответственная, готовая всегда поддержать, покорная и при этом знающая что нужно делать. Ради такой умнички стоило потерпеть обидное прозвище принцессы слизней. Тсунаде расслабляется, когда отваливаются в сторону панцирные щитки, разъеденные на соединяющих ремнях кислотой, когда обнажается плоский подтянутый живот под заботливо сгрызенной покровом из маленьких, трудолюбивых слизней тканью одежды. Вот она рана: чуть выше бедра, наискосок. Неглубоко, так, что мышцы брюшины выдержали и не порвались, с заходом на спину. Маленькие личинки слизней собираются над ней копошащейся массой, слепляясь в одну большую Кацую. Тсунаде даже чувствует быструю пульсацию и анестезирующий холодок в тех местах, где тело Кацуи соприкасается с раскрытой плотью, залечивая ее.

— Тсунаде-сама, — обеспокоенно шевелятся перед ее лицом полупрозрачные усики. Тсунаде бы улыбнулась верной помощнице, но, увы, не может. Чувствительность возвращается неохотно и медленно. Словно это ей просто кажется. Усик нежно касается ее щеки, липнет шариком на конце к губам.

— Прошу простить меня, Тсунаде-сама.

Усик вытягивается, проталкиваясь в рот, задумчиво исследует полость, трогая кончиком слизистую, погружаясь глубоко. До гортани и по пищеводу, так, что горло перехватывает рвотным спазмом, а тело словно вспоминает, как это — кашлять, задыхаться, биться. Тсунаде трясет от судорог.

— Простите меня, Тсунаде-сама, простите, — усик вытягивается изо рта быстро, виновато гладит по щекам. Руками не пошевелить — они крепко зафиксированы крупными частями Кацуи, разведены в стороны, чтобы открыть больший доступ к ранам.

— Так было нужно, чтобы я проанализировала состав отравляющего газа, который вы вдохнули, — по боку мягкой волной проходится что-то скользкое и упругое, так что Тсунаде подбрасывает на месте от неожиданной щекотки и непривычных ощущений. Она вся перепачкана в выделениях Кацуи. Слизь обертывает ее, словно кокон, баюкая на волнах.

— Теперь потерпите немного, и я все поправлю, — уютно устроившаяся в ложбинке между грудей Кацуя забавно поводит усиками из стороны в сторону. Несколько ее сестер поменьше залепили живот и бедра: кожа под их массой зудит и мелко вибрирует, словно растираемая невидимым массажером. С этим уходит сковавший все тело лед и возвращается чувствительность. И первое, что чувствует Тсунаде, – это нечто ритмично сокращающееся и скользкое у себя между ног. Удивление не успевает укрепиться, сменяясь пониманием, за которым идет ужас и гадливость. Все промежность Тсунаде залеплена маленькими слизнями, которые волнами движутся вверх и вниз. Бедра с внутренней стороны все покрыты чем-то липким и прозрачным. Тсунаде пытается свести ноги, вырваться из мягких пут, но лишь в бессилии трепыхается. Ее не слушаются даже губы, а из поврежденного горла раздается только сиплый стон. В это время мелкие слизни соединяются в два больших.

— Потерпите, пожалуйста, — шепчет Кацуя, когда одна из ее копий неторопливо, задним концом начинает протискиваться во влагалище. Мелко подрагивающее студенистое брюшко неотвратимо движется вглубь, раздвигая скользкие набухшие складки все сильнее, раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы увеличить пространство. Тело слизня двигается внутри медленно, вызывая странное чувство: Тсунаде кажется, что она стала резиной, которую сейчас тянут во все стороны, проверяя на прочность. Слизь Кацуи настолько хорошо скользит, что дополнительной смазки не требуется. Слизень останавливается, только когда полностью заполняет ее. Тсунаде снова тяжело дышать. На этот раз от того, что ей страшно даже попытаться свести ноги. Но у нее и не получится. Голова слизня торчит над ее лобком, забавно шевеля усиками.

— Я начинаю процедуру, Тсунаде-сама, — оповещает ее Кацуя, и ее маленький рот плотно охватывает бугорок клитора. У слизней язык треугольный и подвижный, шероховатый, с множеством ворсинок. Это как электрический разряд. Тсунаде выгибает в дугу, и если бы не фиксирующие живые оковы, то ее бы точно сломало. Она чувствует, как из глаз катятся слезы, как предательски теплеет все внутри, как сворачиваются в тугой узел внутренности и начинает ходить внутри тело слизня. Мерно, ритмично, как поршень, наполняя до краев и цепляясь мелкими отростками-горошинами за рельефную поверхность влагалища. И каждый раз задний конец Кацуи задевает шейку матки, смачивая ее своей слизью, каждый раз узкий проход все сильнее поддается, расширяется, раскрываясь в спазмах. От каждого прикосновения Тсунаде кажется, что внутри взрывается и гаснет по небольшому солнцу, ее трясет во множественном оргазме, когда тело Кацуи наконец протискивается, вбрызгивая слизь в матку.

— Это будет не больно, — утешает ее Кацуя, погладив по щеке усиком. — И недолго. Мы быстро рождаемся и вырастаем.

Тело слизня внутри разбухает, твердеет, начиная сокращаться. В наполненную до краев слизью матку опускается первая кладка яиц. Тсунаде знает, как они выглядят. Круглые, полупрозрачные, похожие на рыбью икру. Они укладываются внутри плотными рядами, раздвигая ставшие неестественно эластичными стенки матки. Живот разбухает и поднимается. Тсунаде чувствует, как смещаются и сдавливаются внутри органы, видит, как пухлый холм растет, подкатывает к груди, как натягивается кожа. Ее словно сжимает тисками со всех сторон: сердце как сумасшедшее бьется где-то в горле, продохнуть нельзя. Поднятая диафрагма не дает легким опуститься и сделать глубокий вздох.

— Наши яйца слишком хрупкие, у них нет толстой оболочки, поэтому они легко пересыхают на солнце, — Кацуя деловито движется, вытягивая наружу побледневшее, ставшее каким-то тускло-стеклянным тело из нее. — Поэтому их нужно держать в укромном месте, во влаге. Выносите их, Тсунаде-сама. Мои дети впитают весь яд, отравляющий вас, он станет им пищей. Через неделю икринки проклюнутся, и рожусь новая я.

Кладка закончена. Теперь она здорова — мышцы слушаются так, словно Тсунаде родилась заново, но... попытки подняться со спины и сесть оканчиваются провалом. Полный яйцами живот натянут, как барабан, и не дает даже слегка приподняться. Тсунаде каждым вздохом и движением чувствует, как колыхаются внутри притертые друг к другу икринки и панически закрывает промежность свободной рукой. Пальцы проваливаются в пугающий провал – стенки разработаны и еще не успели сойтись. Она легко может погрузить в себя сложенную лодочкой ладонь. На пальцах остается прозрачная слизь, а каждое прикосновение к набухшим и покрасневшим губам отдается скручивающей судорогой внутри. Тсунаде, не осознавая себя, трет мокрые складки, шевелит внутри пальцами и щипает за клитор, так что от наслаждения темнеет в голове и закатываются глаза.

— Любопытный побочный эффект, — Тсунаде слышит знакомый шипящий голос и в панике раскрывает глаза. Орочимару сидит рядом, рассматривая ее с таким вниманием и интересом, что по спине проходит холодок. Именно так он наблюдает за своими образцами в стеклянных колбах, именно такое выражение его глаз означает, что противнику следует забыть про все – задания, честь, гордость – и просто бежать куда-нибудь подальше и без оглядки. Тсунаде привыкла к таким взглядам, и ее не пугает Орочимару, даже когда он применяет свои техники модификации тела. Она приподнимается на локтях и открывает рот, чтобы спросить, что происходит, но напарник толкает ее обратно на кровать. Только сейчас Тсунаде замечает, что над головой у нее брезентовый потолок походного лагеря и что рядом стоит стол с медицинскими инструментами и несколько емкостей, полных окровавленных бинтов.

— Лучше не пытайся говорить, все равно у тебя не получится, — бледный палец неприятно надавливает на горло, а потом сворачивает в сторону, прослеживая яремную вену. — Ты попала в ядовитое облако и чуть не умерла. Я думал, ты более осторожна, Тсунаде. Что ты забыла в том секторе?

Ответ Орочимару явно не нужен. Тсунаде все еще дурно, а тело помнит пережитое. Рука машинально проходится по животу, проверяя. Плоский, пустой, на боку — полуобработанная рана, которую сейчас зашивает Орочимару. Он снова ловит ее руку, выворачивая запястье.

— Знаешь, — доверительно шепчет он ей в ладонь, почти поднося ее к губам, — пока ты лежала в лихорадке, ты вела себя очень занимательно. Не хочешь рассказать мне, что тебе привиделось?

Золотые холодные глаза блестят двумя полными лунами, когда Орочимару отпускает ее руку и укладывает вдоль тела. Тсунаде пытается проанализировать его слова и обстановку. Ее подобрали, и она находится в лагере, она была отравлена и находилась в лихорадке, значит, все... все остальное ей почудилось? Звонко клацают ножницы, обрезая нить. Раненый бок ноет и окружен холодом анестетика по краям.

— Ороч… — голос не слушается, прерываясь, но реагирует напарник мгновенно. Тсунаде даже видит злое раздражение, промелькнувшее в невыразительном змеином взгляде.

— Я же сказал тебе — не говорить.

— Я... д?

Вместо ответа Орочимару поднимает ее вторую руку и показывает сгиб локтя. Там, где под кожей ближе всего проходят вены, отчетливо виднеется след укуса. Две глубокие ямки, покрытые корочкой запекшейся крови, а вокруг синюшно-багровый синяк.

— Я удалил яд. Частично.

Тсунаде закрывает глаза, без сил роняя голову на подушку. Сон, лихорадка, бред. Внутри все сжимается от радости. Странной, сумасшедшей. Такой, что она на ощупь находит руку Орочимару и крепко ее сжимает, с довольной улыбкой глядя на удивление на его лице. Пусть она не может говорить, но они шиноби, а значит, умеют читать по губам. Она беззвучно говорит спасибо и проваливается обратно в беспамятство.

Война не кончилась, битва проиграна. Глупые дети не сумели уберечь мир, построенный отцами, но она все еще жива. А это значит, что сможет что-то изменить.

Когда-нибудь.

Обязательно.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Историческое событие

---

Тема: Историческое событие, фанфикшн_1

[Lumber man]

Название: Пять скал
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Сенджу Тока, Хаширама, Тобирама, Мито (за кадром), массовка
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Размер: 2150 слов
Дикслеймер: не велите казнить!
Предупреждения: AU; все действия происходят за несколько лет до заключения союза между кланами; сцена входит в цикл "Четыре шиноби и одна куноичи" (разделен на две порции, продолжение следует в "Свободной теме")
Саммари: у ниндзя всегда всё было не как у людей: они не жили – они умирали

Год белого тигра, осеннее равноденствие. Битва у Пяти Скал

Грудь сдавило, и от каждого вдоха ей становилось только жарче, будто бы кто-то неведомый нагнетал в легкие воздух кузнечными мехами. Однажды в детстве она тайком пробралась в кузницу деда и, запнувшись о какую-то деревяшку, нечаянно ухватилась за еще не остывший рог наковальни. После этого случая она месяц боялась приближаться даже к домашнему очагу и подолгу дула на бульон. Теперь же Токе из клана Сенджу казалось, что она всем телом распласталась на той горячей опоре, и чьи-то ладони усердно прилаживали друг к другу лоскуты ее плоти, заново ковали в единое целое, словно раскалённые осколки клинка.

Тока стиснула зубы и подавила стон, который ободрал бы и без того пересохшие связки. В нос и рот забился запах жженых волос, а еще – мха и перегноя. Когда ей удалось приоткрыть глаза, то куноичи на миг охватил ужас заживо погребенной, пробудившейся во тьме могильной ямы. Она заскребла ногтями по своему бархатистому ложу. Несмотря на бережное обращение, боль пронзила Току до самых костей, когда ее перевернули с живота на бок.

– Прошу тебя, потерпи немного, раз уж очнулась, – раздался над ухом знакомый баритон, мягкий и в то же время покровительственный. Стоило ей услышать этот голос, как все глупые страхи улетучились: она всегда вязла в его звучании, как в тех мшистых перинах, на которые ее уложили.

Их лидер был жив и сейчас ухаживал за подчиненной, вместо того чтобы прилечь и отдохнуть. Должно быть, он израсходовал на исцеление не меньше четверти всех остатков чакры. В ней боролись радость и совесть. По его требованию она готова была молча вынести стократные муки, ведь с двенадцати лет ценность ее существования измерялась взглядами и словами Сенджу Хаширамы.

– Я ослепла? – с трудом выговорила Тока, удивляясь, насколько равнодушным тоном произнесла она роковой для любого воина вопрос. Ее явно больше смущал шелест разрезаемой на бедре ткани, кое-где прилипшей к обожженной коже. Безжалостное воображение подсовывало ей картины, на которых привычная дуга губ Хаширамы искривлялась от отвращения при виде её изуродованных ног.
– Не переживай. Я всего лишь наложил плотную повязку тебе на глаза, чтобы в них ненароком не попала лечебная мазь, – поспешил успокоить он куноичи. – По правде сказать, твой двоюродный брат так расстроен, что даже не представляет, в каком порядке поблагодарить и отругать сумасбродную сестру.

Его регенерирующее прикосновение притупляло боль, вызывая ощущение легкого жжения в мышцах: Хаширама продолжил латать поврежденную мякоть, волокно за волокном, капилляр за капилляром. При необходимости он бы сумел нарисовать карту Токи в мельчайших подробностях, но только если речь велась о теле – Хаширама не пересекал границ ее внутреннего мира то ли из уважения, то ли из осторожности. Он не мог видеть, как в саду девичьих заблуждений и разочарований, словно ядовитые хризантемы, распускались незаживающие язвы. Даже если бы Хаширама и заметил, тщетно было пытаться искоренить сорняки: никакая хворь не излечивает саму себя. Коли повезет, со временем болезнь проходит.

Вот еще один бутон, вдоволь налившись соком вины, разворачивал лезвия лепестков. Сомнения обвились вокруг Токи тугим стеблем с тысячью шипами.

Тяжелораненый считался непозволительной ношей на поле боя. Когда вокруг, под неистовый свист кунаев и сюрикенов, плясали бледнолицые сборщики в их призрачных саванах, было верхом безумства тащить на себе лишний, по сути «мертвый» вес. Обычно самое лучшее, на что следовало надеяться в таких обстоятельствах, – это быстрая смерть от рук товарища или сработавшая взрывная печать, заблаговременно вшитая в воротник: павший сохранял как честь, так и секреты клановых техник. В конце концов шинигами было всё равно, из какой оболочки вынимать душу.

Тока, как и остальные ближайшие родственники Хаширамы, доподлинно знала, что молодой глава Сенджу гораздо чаще поступал по разумению собственного сердца, чем под диктовку здравого смысла: он никогда бы не бросил соплеменника умирать. Жгучие укусы ожогов меркли в сравнении с мыслью, что она могла не спасти его, а, наоборот, погубить в своем эгоистичном рвении доказать безответную… преданность.

Память услужливо разложила перед хозяйкой доказательства совершенной ошибки, почти без исключений фатальной. Любому ниндзя едва ли не с колыбели внушали заповедь: переоценить противника – значит потратить силы напрасно, недооценить – отдать жизнь зря.

***

На заре три десятка шиноби из клана Сенджу, затаившись в густой тени валунов, ожидали появления вражеских солдат, посланных узурпатором Киринджи – дядей наследного принца Страны Огня. Нанятый для саботажа победоносной кампании регента их отряд занял стратегически выгодный выступ, являвшийся преддверием Пяти Скал, громадных нерукотворных врат, за которыми пролегал перевал. Другой более короткой и подходящей для осадных орудий дороги к крепости Такадай нельзя было отыскать, не вторгаясь в заповедные владения диких народов высокогорья. Юный даймё и его Зеленое правительство прятались в их временной резиденции, как в запертом сундуке, уповая на скорейшее возвращение союзных войск генерала Коры, которая при поддержке повстанцев сдерживала напор Киринджи на северо-западном фронте. Бочки с монетами стремительно пустели так же, как оголялись склоны гор с наступлением осени, поэтому чиновники-оппозиционеры могли позволить себе прибегнуть к услугам всего одного клана, зато, по их же льстивым заверениям, самого могущественного на континенте. Взамен они пообещали Хашираме еще не отвоеванный участок земли и будущие привилегии.

Шиноби вокруг нее то и дело ежились из-за утренней сырости, мрачно наблюдая за неизменностью пасмурного пейзажа. Тока сама куталась в шарф, ее клонило в сон, и она щипала себя за мочку. Ушедшие в разведку люди не подавали никаких сигналов. Она ненавидела сидеть в засаде и считать от скуки удары собственного сердца.

В отдалении послышался перезвон бубенцов вперемежку с блеянием овец и окриками пастуха. Видно, вопреки предостережениям, жители местной деревеньки больше беспокоились за хозяйство, чем за здоровье, и всё еще осмеливались расхаживать по окрестностям. Вынырнувший из дымки мальчишка гнал отару к тропинке, ведущей к скалам. Появившись на минуту, он и его стадо опять исчезли из виду, а вместе с ними стихли все звуки. Только куноичи насторожилась, как на их отряд посыпался смертоносный град стрел. Она вовремя заскочила за каменный щит. Уловка с перевоплощением? Харухиса не побрезговал пустить в авангард ниндзя? Тока оглянулась в поисках их командира: он стоял неподалеку, позади нее, за деревянным заслоном и уже складывал печати для второго дзюцу.

Что-то скрипнуло над головой куноичи. С края валуна спрыгнул один из нападавших. Рот темноглазого шиноби исказила злая ухмылка. Не раздумывая, он накинулся на нее, и два длинных сенбона впились в его зрачки – недаром эту технику шутливо окрестили «моргнуть не успеешь». Пошатнувшись, отравленный враг упал замертво. Токе было не до мелких сошек. На куртке трупа красовался двухцветный мон, принадлежавший небезызвестному роду. До этого дня куноичи из клана Сенджу не доводилось сражаться с его представителями, о кровожадности которых она, все же, была довольно наслышана: встанет кто-нибудь из Учиха на пути – беги прочь от такого противника, ежели ты слаб, а ежели силен, убей.

Посторонняя аура надавила на виски, словно морская волна, она увлекла куноичи за собой. Ей бросил вызов достойный противник. Тока уклонилась от пары кунаев с прикрепленной к ним леской. Следом прямо на нее полетел третий нож. Ветер веял в направлении куноичи, на нее нахлынул теплый воздушный поток. Какой дилетантский просчет. Секунда промедления, и Току бы поглотила огненная воронка. Она воздвигла водную стену – куноичи обдало обжигающим паром. Ей повезло, что атаковавший ее Учиха был неумел по части гендзюцу, предсказуем…

И не изобретателен. В Току метнули несколько сюрикенов, воспользовавшись молочной завесой. Неужели она выглядела до того несмышлёной добычей? Зачем повторять прежнюю незатейливую комбинацию? Куноичи сбила струями пылающие шары, шагнула вперед и наступила на металлический диск. Она почувствовала подвох всем нутром: изъян был иллюзорным. Ее намеренно ввели в заблуждение и наслали двухслойное гендзюцу. Мимо Токи, как праздничные ракеты, пронеслись с полдюжины копий, явно нацеленных на другую мишень. Когда она поняла, на кого именно, то взревела, будто за шиворот плеснули кипятка. Куноичи ринулась к Хашираме, вовлеченному в бой на мечах, и опрокинула его наземь…

***

Он нечаянно дернул её за прядь, разматывая льняную ленту, и это перерезало истонченную канву образов прошлого. Да и вспоминать дальше толком было нечего. Хаширама снял повязку с головы куноичи и ею же оттер испарину, скопившуюся над бровями Токи. Та прищурилась, свыкаясь с ненавязчивой мглой и низеньким куполом землянки. Ее двоюродный брат отошел и, усевшись на толстое корневище, начал толочь в ступке очередное снадобье.

Он развернулся к Токе спиной. Снова спиной, вечно спиной, той самой спиной, которую она прикрывала не раз, мечтая когда-нибудь прижаться щекой к его мускулистым лопаткам, усеять поцелуями ложбинку между ними, обхватить крепкую талию и больше не отпускать. Порой Тока завидовала его плащу.

– Хаширама-сама… – ей отчаянно захотелось попросить прощения и признаться в чувствах, одолевавших ее на протяжении всей юности, но вместо этого она только спросила: – Мы выиграли?
– Нет, Тока, – устало прозвучал ответ, и ее захлестнула досада.
– Тогда Учиха..?
– Тоже нет, – он наконец оставил свое монотонное занятие и повернулся к Токе. В тусклом свечном отсвете его черты, закаленные лучами солнца, сложились в золоченую маску с насмешливо загнутыми прорезями. – Победили горные духи.

Догадаться, что Хаширама имел в виду, не составляло труда. И они, и Учиха вынуждены были отступить под гнетом природы. Землетрясение не выбирало, какой из сторон суждено провалиться. Пограничные провинции страдали не только от политических качелей, но и от сейсмической нестабильности.

– Вы в порядке? – спохватилась Тока, обеспокоенная его замедленными движениями.
– Не совсем, задело мою правую руку, – он пристально посмотрел на нее, и ей сделалось неловко от его намека.

Хаширама обернулся на шорох ветвей, оплетавших дверь, и Тока выпустила вздох на волю. Зашедший стряхнул мокрые листья, приставшие к меховой оторочке.

– Тобирама, ты уже вернулся из дозора?

Куноичи зажмурилась, не испытывая никакого желания сталкиваться взглядами с младшим из двух братьев. Он ей напоминал зеркало величиной с рослого мужчину: когда она вглядывалась в блеклое лицо, оттуда на Току алчно таращилось красноокое чудовище. Обладателям ужасного шарингана не мешало бы у него поучиться запугиванию.

– Как она? – полушепотом поинтересовался Тобирама.
– Слизь Кацукена творит чудеса, – похоже, Хаширама сменил гнев на милость и не собирался отдавать ее на растерзание демону чопорности.
– Вам обоим неимоверно повезло. Эта женщина отважится на любое безрассудство в твоем присутствии, – проворчал господин Благоразумие.
– Я не могу понять, брат, кого из нас двоих ты упрекаешь в первую очередь? – она готова была поспорить, что Хаширама выразительно закатил глаза.
– Бесполезную жертвенность.
– Жизнь уже не раз опровергала количественный подход, – снисходительно парировал его выпад собеседник.
– Твое витийство не изменит того факта, что восточная армия уже на подступах к Пяти Скалам. А Учиха, как только сообразят, куда мы подевались, прежде всего постараются нас выкурить отсюда прямо в капкан превосходящих сил противника, – Тобирама полагал своим долгом окунать каждого в ледяную прорубь действительности. Он вот-вот предсказуемо примется ходить из угла в угол, туда-сюда, словно маятник.
– Командующий Харухиса побоится обвалов и не рискнет подниматься на перевал до завтра. Ведь какой-нибудь сорвавшийся камень вполне может ненароком размозжить даже его толстую черепушку. Что же касается Учиха… те не станут забредать в непролазный ельник или пытаться поджечь лес под ливнем, который в этих краях, как по расписанию, назначен после обеда, – рассуждения Хаширамы, казалось, были лишены прорех, но что-то куноичи не давало покоя.
– Ты…
– Аматерасу. Негасимое пламя, – разорвала свою притворную дремоту Тока. – В позавчерашнем донесении нашего лазутчика сообщалось, что по слухам около недели назад один Учиха потопил чуть ли.... чуть ли не целую флотилию близ Птичьего острова. Очевидцы уверяли, что темные языки пламени три дня резвились по всему заливу, пока полностью не обглодали обломки остовов.

Она закашлялась и опять сомкнула веки. Легкомыслие её чуть не погубило. Учиха уже застали их врасплох сегодня. Второй зевок станет последним.

– Не волнуйтесь, им нас не зажарить, – убедительно сказал Хаширама и рассеял их опасения: – Я предусмотрел и весьма плачевный расклад. Мы отправимся вглубь леса и выйдем к ущелью Сэбонэ, где наш отряд поджидает надежное подкрепление вместе с Сатоши. Вчера я отослал ему крылатую весточку с указанием места встречи. А наших недругов угостим теневыми клонами. Даже если Учиха быстро раскусят обман и погонятся за нами, то им, в отличие от нас, не удастся перекинуть мост в считанные минуты.
– Под подкреплением ты подразумеваешь оголтелую кучку Узумаки? – Тобирама явно разделял ее невысокое мнение об эксцентричных соратниках.
– Да, ту самую могучую кучку под славным предводительством моей невесты, – с дразнящим удовольствием подтвердил ее двоюродный брат.

Сердце Токи защемило клещами. Полгода она избегала малейших упоминаний о рыжеволосой Мито в разговорах и предпочла бы не слышать о суженой Хаширамы еще столько же. Судьба иронично подарила чужое счастье той, которой оно было совершенно ни к чему.

– Соскучился, что ли?
– Как по маминой любимой хворостине, – лукаво согласился жених.
– Врешь.
– Вру, – тут же честно признал Хаширама и добавил с задором: – Мы переписывались, и в посланиях за этот месяц я не прочел ни одной угрозы в адрес моего мужского достоинства.

Она намеревалась воткнуть иголку в их перепалку, колко заявив, что у косноязычной куноичи из земель Водоворота просто иссяк скудный запас радужных метафор.

– Хаширама-сама! – в их укрытие ввалился запыхавшийся Мацу. От шиноби несло едкой гарью. – Кромка леса внезапно вспыхнула. Впервые такое вижу. Как будто тучи подпалили, и те брызжут не дождем, а смолой. Мне пришлось избавиться от катаны: дьявольское пламя в момент обуглило сталь. Что прикажете делать?

Тока вздрогнула от дурной вести и обеспокоенно заерзала по мху.

– Тобирама! – их командир нахмурился.
– Нам надо задержать огонь, так? – младший из братьев привык ловить на лету мысли старшего. – Я и Мацу проредим полосу, выкопаем и заполним заградительный ров, а ты уведешь остальных.
– Постарайся обойтись без жертв, любых, – глава Сенжу опустил ладонь на плечо Тобирамы.

Тот усмехнулся и кивнул, а затем вышел вслед за товарищем. Хаширама обвернул вокруг пояса перевязь и затянул ремешки.

– Ну что, Тока, придется тебе еще раз прокатиться на Кацукене! – он надкусил большой палец и молниеносно начертал символ призыва.

Она поморщилась: у нее никак не выходило поладить с ревнивым слизнем.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Историческое событие

---

Тема: Историческое событие, фанвидео

[Lumber man]

Название: Заложники судьбы
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Учиха Саске, Узумаки Наруто, Учиха Мадара, Сенджу Хаширама
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Размер: 15 Мб (SD, 640 на 360); 49 Мб (HD, 1280 на 720); 249 Мб (скачать оригинал, 1920 на 1080)
Дикслеймер: у песни ‘Hostage’ имеется свой композитор, исполнитель и автор слов — Mike Oldfield. Аниме «Naruto» снято студией «Pierrot» (и телеканалом Токио) по мотивам одноименной манги Масаши Кишимото
От автора: это ДЖЕН!
Краткое содержание: преемственность поколений и заклятые друзья
Историческое событие: основание Конохи, сражение Мадары и Хаширамы, etc.

+ прозвучавшие слова песни

You can't speak, you can't sleep,
You daren't move, you're confused,
You never talk, you can't walk,
You can't feel, you're not real.

If I open my eyes just far enough,
I can see what you're doing.
Go on, fight to the end, it's tough enough
When you're on the road to ruin. Yeah!

You're a hostage of the heart,
Twisted round the smallest finger.
Two burning eyes are tearing you apart,
Turn your soul into a cinder.

There's no rest, you're possessed,
You can't leave, you can't breathe.
The door slams, your head hangs,
You blank stare, you don't care.

If you open your eyes just far enough,
You can see the street lamps flicker.
Go on, fight to the end, it's tough enough
When you know the end is bitter. Yeah!

You're a hostage of the heart,
Twisted round the smallest finger.
Two burning eyes are tearing you apart,
Turn your soul into a cinder.

Музыка опенинга и эндинга

Саундтрек к "Наруто: Ураганные хроники" ("Maisou") и "Moon on the water" (Sowelu)

@темы: Видео, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Историческое событие

---

Тема: Историческое событие, фанарт

[Lumber man]

Название: Накануне
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама/Мито
Рейтинг: PG
Размер: 500x700, превью 428х600
Дикслеймер: Манга «Naruto» нарисована Масаши Кишимото
Историческое событие: сражение хокаге с Учиха Мадарой

Название: Последняя из Сенджу
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Цунаде, Райкаге
Рейтинг: PG-13
Размер: размер превью - 514х600, полного изображения - 1200х1400
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото
Историческое событие: Четвертая великая война шиноби

Название: Жертва
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Сенджу Хаширама и Тока
Рейтинг: PG-13
Размер: размер превью - 600х390, полного изображения - 800x520
Комментарий: иллюстрация к циклу "Четыре шиноби и одна куноичи"
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото
Историческое событие: AU, битва у Пяти Скал

Название: Другая отрава
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Цунаде, Орочимару
Рейтинг: NC-17
Размер: размер превью - 600х520, полного изображения - 1500х1300
Комментарий: иллюстрация к работе "Принцесса слизней"
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото
Историческое событие: вторая великая война шиноби

@темы: Фанарт, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Историческое событие

---

Тема: Старость, Фанфикшн_3

[Lumber man]

Название: Две половинки
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Мито, Кушина, Хаширама и Минато (упоминаются)
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Размер: 1390 слов
Дикслеймер: манга «Наруто» (с) Кишимото Масаши
От автора: ни одна ваза в процессе не пострадала
Саммари: Мито учит уму-разуму свою преемницу

Маленькая гостья раскачивалась на стуле, перебирая в руках старинный веер. Мито не скрывала, что получала удовольствие от присутствия живой души в ее почетном «склепе». Старую вдову Хаширамы мало кто считал нужным навещать в эти дни. Одна Бивако, бывало, заглянет с сухой, тоскливо однообразной сводкой о последних событиях. Лишь раз Мито удалось выбить ригористичную жену Хирузена из ее узкой колеи. И то! Она весьма неохотно пожаловалась на скрип в суставах и на раздражающе звуки, издаваемые мужем, когда тот бессовестно храпел. Мито даже побоялась поддержать разговор несмотря на болезненно переполнявшие её воспоминания. Когда еще Хаширама был жив, то она просыпалась не на мягком брачном ложе, а в гнезде из веток, оплетенная ими же, и в ужасно компрометирующей позе. Но самое интересное начиналось, когда…

– … то-сама, Мито-сама! – громко окликнула ее Кушина.
– Прости, дитя, я, кажется, чересчур отвлеклась на собственные мысли. Ты что-то хотела спросить меня?
– Да… когда в вас запечатывали Девятихвостого, было… очень больно? – девочка заерзала по плетеной обивке. Она подкинула и неловко поймала веер.
– По правде говоря, я ничего не почувствовала во время ритуала, так как потеряла сознание почти сразу, – после полуминуты раздумий ответила Мито. – Печать накладывал первый хокаге: он позаботился о том, чтобы я крепко уснула и не пробуждалась до окончания. Если кому и было больно, то не мне, а ему.
– Тот, кто накладывает печать, тоже испытывает боль? – поразилась Кушина. В свитках обычно писали, что страдает только принимающая сторона.
– В некотором роде. Видишь ту большую вазу в нише позади тебя? Ничего не замечаешь?

Девочка обернулась: в углу действительно высилось нечто громоздкое и пузатое, словно выкопанное из руин музея культуры некогда процветавшего народа. Их с Мито народа. Очевидно, сосуд символизировал материнское лоно. Полый сосуд, пустое лоно.

– Ваза как ваза, – Кушина явно не понимала, почему вдруг Мито заговорила об этой нелепой стеклянной штукенции.
– Подойди и присмотрись повнимательнее.

Кушина нехотя последовала указанию и пристально вгляделась в блестящую поверхность, а затем медленно провела ладонью от вершины до низа вазы.

– Надо же! Ровно посередине проходит трещина, – девочка нащупала шероховатость.
– На самом деле ваза рассечена надвое, – поправила ее Мито и загадочно прищурилась.
– Почему бы ее не склеить? – Кушина слегка толкнула пальцем вазу, и тут же придержала, видимо испугавшись, что та развалится.
– Она простояла не один десяток лет. И простоит еще столько же, если всякие девочки не будут ее расшатывать, – проворчала Мито. Ценность вещи не измерялась стоимостью редкого кварца, которого уже было не достать. С годами ваза для нее стала чем-то более важным, чем семейная реликвия, передававшаяся из поколения в поколение по женской линии ее рода.
– Эта ваза для вас что-то значит, да? – девочка могла быть прозорливой при желании.
– Место, – одно слово весило с целую гору.

Кушина вопросительно посмотрела на Мито.

– Это нелегко объяснить, – неожиданно для самой себя замялась женщина.
– А вы попробуйте!
– Когда ты заходишь в мою комнату, то обязательно садишься именно на стул с красной спинкой: наверное, потому что он самый высокий, и ты предпочитаешь смотреть на старушку сверху вниз, – попробовала отшутиться Мито.
– Вовсе нет! И вообще, речь не обо мне, а о вас и этой вот вазе! – упрямица не собиралась сдаваться.
– Ладно-ладно, не сердись. Устраивайся поудобнее на своем стуле. Я тебе поведаю кое-какую историю. Историю полувековой давности. Как я уже тебе говорила, моего покойного мужа звали Сенджу Хаширама.
– Это и есть тот первый хокаге с вечно угрюмым выражением лица?! — при рождении боги наделили Кушину почти всем, кроме деликатности.
– Что ж поделать, если у скульпторов сложились странные представления о величии. Но ты меня не перебивай, дитя, а то я устану раньше, чем завершу рассказ.

Кушина послушно кивнула. Мито пригладила руками складку одеяла и после вступительного кашля перешла к повествованию:

– Когда-то Конохагакуре покинул человек из клана Учиха. Он был могущественным шиноби и при этом весьма несговорчивым. Ему было не по нраву то, что моего мужа, а не его, избрали главой селения. Спустя несколько месяцев после ухода он бросил вызов хокаге, пригрозив, что натравит Девятихвостого на Коноху. В ответ срочно собрали Совет старейшин: они затеяли жаркий и никому не нужный спор, прежде чем почти все из них сошлись на одном. Уже предначертанном мне судьбой. Женщина из рода Узумаки должна была принять на себя бремя джинчуурики. И я согласилась без тени промедления, хотя и была ослаблена после своей первой беременности. Как куноичи Конохагакуре, а также как мать и жена я не могла отказаться. Слишком много жизней пришлось бы заплатить за мой отказ. Однако решающий голос принадлежал хокаге. Хаширама же промолчал: никто кроме меня не замечал, как трескается хваленая каменная невозмутимость нашего главы. Я покрыла ладонью сжатый кулак и заглянула в мятежные глаза мужа: от гнева они сделались непроглядно черными, твердыми, как гагат, — она почувствовала, как вспыхивают искры под морщинистой кожей рук. Нетленные воспоминания жглись, словно вновь раздутые угли. Сейчас их было уже не потушить. — Он собирался отклонить предложение и запретить мне даже думать о подобном. К счастью, мое прикосновение отрезвило его, и Хаширама ответил, что спешка ни к чему хорошему не приведет, и попросил еще ночь, чтобы как следует обдумать ситуацию, – Мито зажмурилась и перевела дыхание: картины прошлого оказались чересчур волнительны для ее преклонного возраста. В молодости она никогда не страшилась жизненных бурь, в старости же успела свыкнуться со штилем.
– А дальше? – девочке не терпелось услышать продолжение.
– Дальше… вечером мой муж сам расстелил постель в гостевой комнате в противоположном от нашей спальни крыле дома и плотно задвинул седзи. Мне не хотелось, чтобы он мучился в одиночестве, но он настоял на том, чтобы никто его не беспокоил: ни Тобирама, ни даже я. Так пролетела ночь, бессонная для нас обоих. На заре я поднялась и осмелилась проведать его. Когда я отдернула перегородку, то на миг лишилась дара речи: в комнате будто ночевал беспощадный смерч. Всё убранство было исполосовано мечом вдоль и поперек. А посреди погрома, сгорбившись, сидел мой Хаширама в обнимку вот с этой самой вазой — прямо зверь в клетке. Я не знаю, откуда у меня взялись только силы, но я не заплакала, а спокойно произнесла: «Как благородно было с твоей стороны уберечь хотя бы свадебный подарок моей мамы». Муж горько рассмеялся, расцепил пальцы и развел руки: ваза разделилась вместе с ними. Только тогда я опустилась рядом на колени и зарыдала, – последние слова дались ей с трудом: тяжесть в груди заставила откинуться на подушки и устремить взгляд на потолочные доски.
– И это всё? – Кушина наклонилась вперед: ее не устраивала недосказанность.
– В то утро я поняла, где мое место, – наконец проговорила Мито. – Любовь ко мне всегда занимала половину сердца Хаширамы. Никак не больше, но и никак не меньше. Было бы слишком жестоко заставить его выбирать между двумя равноценными половинами, не так ли?
– Это как с двумя одинаковыми кусками рисового пирога? – девочка пыталась ухватиться за мысль женщины.
– Почти, – ответила Мито со сдержанной улыбкой на губах. – Разве что человеческое сердце не совсем пирог, чтобы его разрезать на части. От этого оно портится. Поэтому я сделала выбор за мужа.

Ее протеже нахмурила брови и снова изучающе уставилась на вазу. После рассказа старая вещь заиграла в новом свете.

– А в какой из двух половинок ваше место?
– Ни в одной.
– Э? Это безумно сложно… – девочка надулась: она задала безыскусный вопрос, а ей подсунули ответ с подвохом. Взрослые часто вели нечестную игру.
– Тогда я решила, что всегда буду посередине, скрепляя эти половины так, что первая безупречно соединялась бы со второй. Просто потому что они подходят друг другу, – пояснила Мито, прислонив обе руки к груди.
– И никакого клея? – удивилась Кушина.
– Никакого клея. Только единое целое.

Девочка мотнула головой и спрыгнула со стула. Она принялась кружиться, как осенний кленовый лист на ветру.

– Тогда меня тоже на всё хватит! – вдруг заявила Кушина, резко приостановив свой незамысловатый танец и осев на пол.
– На всё? – Мито посчитала нужным уточнить.
– Я буду первой женщиной-хокаге-джинчуурики! – ее голос отдавал той звенящей уверенностью, которая свойственна лишь надеждам юности.

Мито вздохнула. Преемница не была похожа на своих сверстниц. Большинство в ее года грезили о соседе по парте. Впрочем, чего ожидать от девочки, попавшей в совершенно необычные обстоятельства? Может, потому в ее заявлениях было столько отчаянности?

– Кушина, а тебе не нравятся мальчики из твоего окружения? – внезапно поинтересовалась вдова.
– При чем тут мальчишки! – возмутилась будущая хокаге-джинчуурики. – Тем более, в моем классе сплошные слабаки! Особенно этот хвастун белобрысый… как его там…
– Я помню: ты на прошлой неделе говорила, что его имя – Минато, – хитро посмотрела на нее Мито, забрасывая удочку.
– Да? – девчачья шея, щеки, даже мочки ушей покрылись позорным румянцем. – Точно. «Я мечтаю стать Хокаааааааааааге…» – зло передразнила Кушина. – Даже сдачи дать не может. За себя постоять едва получается, а он все селение собрался защищать!
– Расскажешь, почему у тебя сложилось такое мнение? – Мито похлопала по простыням, приглашая девочку присесть подле.
– А то!

Узумаки Мито улыбнулась: время проходит, и старость сменяет молодость, но есть то, что соединяет эти половины, – вечно продолжающаяся жизнь.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Старость

---

Тема: Старость, Фанфикшн_2

[Lumber man]

Название: Мир изменился
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Пейринг: Хаширама/Мадара, Мадара/Тобирама, Изуна
Рейтинг: NC-17
Размер: мини, 4000 слов
Предупреждения: AU
Дисклеймер: Все права Масаши Кишимото
Примечание: Повествование ведется от разных персонажей.

~~~
Стояла зима.
Ну как зима?
На дворе стоял конец ноября, и в этом году была удивительно холодная осень. Даже первый снег выпал в двадцатых числах. И вот на юбилей братца заявились Учиха, полным составом. С чего они вздумали напасть всей кодлой именно в этот день и сразу на особняк, оставалось только догадываться - наверное, младшенький, Изуна хотел выебнуться перед старшим братом, показать, какой он крутой и сильный, и тоже достоин звания босса. Мало ему было должности вакагасиры, наверное. В общем, выходка удалась, настроение моему нии-сану они подпортили конкретно. Я его ещё никогда таким разъярённым не видел. Хотя до тех пор искренне считал, что повидал все стадии его гнева. Куда уж дальше-то? Но, оказалось, нет. После того, как они убили сына нашего вакагасиры и покалечили часть охраны, Учиха кое-как удалось выгнать со двора, брат собрал оставшихся людей и поехал забирать с них долг.
~~~

- Босс... – прохрипел Танака, лежа на бортике детской площадки в саду. Кровь хлестала из раны, горячая и неудержимая, пропитывая песок и забытые игрушки. Хаширама опустился на колени, обнял его голову, стряхивая налипшие песчинки, погладил парня по щеке.
- Босс… отец… - Танака пытался что-то сказать, но зубы его стучали друг о друга, и Хаширама приложил палец к губам, словно успокаивая. Танака смолк и через какое-то время и вовсе перестал дрожать и хрипеть. Все собрались кружком и молча глядели на них.
- Позвольте, отец? – кто-то из парней подступился ближе.
Хаширама поднялся, передав тело Танаки, отбросил с лица прядь волос, вымоченную в крови, и негромко проговорил:
- Мы едем к Учиха.

~~~
Как нии-сан и предполагал, Мадара ничего не знал о выходке своего младшего брата, или очень правдоподобно делал вид, что не знает. Когда мы ворвались к ним в особняк, несколько охранников просто замерли посреди газона, наблюдая за нами. Хаширама молча вышел из машины, молча выхватил катану и молча зарубил парочку, и только тогда до них дошло, что происходит. Учиха подняли визг, как перепуганные кролики, принялись носиться туда-сюда. Мадара выскочил на крыльцо в одних подштанниках и принялся увещевать моего брата. Но тот был неумолим. Мадара удрал в дом, и они ещё долго играли внутри в прятки. Кажется, брат перерубил там все стены.
~~~

Учиха Мадара, даже не пытаясь подтянуть светлые подштанники, стоял и смотрел на него в упор, сжимая пальцами рукоять меча. Все-таки добрался до него.
- Сенджу… - проговорил он, щуря и без того узкие глаза, черные и блестящие, как драгоценные камни.
Хаширама ничего не ответил, оглядывая его. Учиха был уже не тот, что раньше – небольшое округлое пузцо нависло над поясом подштанников, мышцы стали меньше и не такие упругие на вид.
- Быть может, ты перестанешь сходить с ума? – угрожающе заворчал Мадара, словно кот, его лохматые волосы как всегда стояли дыбом, только прижатых к голове ушей для полного сходства не хватало.
Хаширама вспомнил, каким Мадара был десяток лет тому назад, когда им довелось пересечься в одном онсене – даже десять лет назад он все еще был стройным, подтянутым, практически безупречным. Но сейчас он выглядел, словно пантера, давно привыкшая жить в неволе. Эти тонкие ручонки, держащие меч, эти морщинки от узких глаз и нескромно выкатившееся, умильное пузо…
- А ну уходи из моего дома! – зарычал Мадара, поднимая меч.
Хаширама опять промолчал и решил, что для Учиха Мадары настал хороший день, чтобы умереть.

~~~
Я ждал, пока подъедут остальные, когда увидел, что привезли Изуну. Кажется, он потерял часть своих внутренних органов, которые болтались где-то снаружи. Я бы и сам поступил так после оскорбления, которое он нанес нашему клану. Но Хаширама добрался до него первым.
Изуна был ещё живой.

Хаширама собственноручно выволок на двор раненого Мадару и пригрозил, что вынет ему глаза, раз тот не сумел проследить за младшеньким братцем. Но сначала показал ему Изуну. Мадара словно отупел от потери крови, угрожал Хашираму добить, но как-то вяло и неуверенно – видно, мой братец прошиб часть стен в доме его головой. Изуна, пока ещё мог что-то говорить, покрывал своего старшего и утверждал, что только он виноват. Хаширама исполнил свою угрозу, но не стал добивать Мадару. Так и оставил их обоих на изумрудно-рубиновом газоне особняка Учиха.
~~~

- Я… знал, что этим кончится, - пробормотал Мадара, прислушиваясь к шуму удаляющихся шагов. – Что ж, неплохо.
- Ты будешь жить, братик, - шепнул ему Изуна, подползая ближе из последних сил.
- Я и так достаточно долго прожил для якудза, - Мадара на ощупь прижался щекой к лицу младшего брата. Внутреннее спокойствие умирающего лидера клана передалось Изуне, и он перестал дрожать, всунув липкую от крови ладонь в его пальцы.
- Интересно, - ровным, спокойным голосом проговорил Мадара, - сколько лет сейчас Сенджу?
- У него сегодня юбилей, - выдохнул Изуна, пытаясь сдержать слезы.
- Хороший подарочек к дню рождения, - сказал Мадара и замолчал, прижимая брата к себе.

~~~
Наши бойцы перебили всех их взрослых мужчин. Я кое-как отговорил брата убивать мальчишек. Тот нарычал на меня, что я ещё сам кровью умоюсь за свою глупость, когда вся их повзрослевшая шайка заявится к нам мстить. Тогда я решил, что брат совсем с катушек съехал и с этим надо что-то делать. Только вернувшись домой, я обнаружил, что Мадара успел ранить его, тяжело, но брат скрыл это от меня. В рану попала грязь, и началось воспаление. На следующий день он слёг, и мы ничего не могли поделать.

Нам уже было не до Учиха. Но дошли слухи, что они решили взять глаза у почти мёртвого Изуны и пересадить их вполне себе целому Мадаре, который успешно оклемался от сотрясения мозга и полученных ран. В конце концов, он был их боссом, взрослым и опытным. Да и Изуне без части требухи глаза были уже ни к чему. Он вроде как сам согласился.

На дворе стоял семьдесят шестой год, и медицина, хоть и могла многое, но не умела всего. Я бы тоже хотел отдать брату часть себя, чтобы он выжил. Из меня был неважный оябун, я больше занимался внутренним администрированием. Только благодаря его воле и властной руке я всю жизнь мог заниматься тем, чем хотел – то есть наукой. У меня было много друзей-врачей, но никто из них не мог помочь моему брату выжить. Я готовился распрощаться с братом, когда ко мне явился сам Мадара.

На каталке, в сопровождении по меньшей мере десятерых парней, почти подростков, с перевязанным лицом. Было видно только кончик его носа, губы и подбородок. Но он каким-то неведомым образом знал, куда повернуть голову, чтобы я всё время чувствовал, что он следит за мной из-под своих бинтов. Он пришёл приносить свои извинения. Я никогда не отличался такой крутостью нрава, как Хаширама, потому когда он предложил вместе с этим ещё и любую посильную помощь, я принял его извинения и предложения.
Благодаря нашим сбережениям и накоплениям клана Учиха я смог в кратчайшие сроки разработать одну интересную методику. До сих пор я не пересказывал её принципы никому, кроме одного своего ученика, а, вернее, ученика моего ученика.
Мадара почему-то очень щепетильно отнёсся к сохранности нии-сана в живых. Он помогал мне не только финансово, но и морально. В общем, мы заморозили Хашираму до лучших времён мировой медицины.

~~~
Мир изменился.
Я был готов к этому, я был готов к тому, что за четверть века многое изменится – но не дай вам бог жить в эпоху перемен.

Перед смертью младший брат шепнул:
- Я спасу тебя. Обязательно спасу.
В тот момент я не стал возражать, но, уж конечно, не поверил его словам. Я думал, что моя жизнь подошла к концу и настало время бросить это бренное, уже не молодое тело, но оказалось, что все только начинается.
Я слышал, как брат сказал:
- Давайте сразу в глубокую заморозку, чтоб точно.

И я провалился в абсолютный, непрерывный сон длиною почти в три десятка лет.
~~~

- Господин, позвольте мне вам помочь.
Хаширама разлепил сонные веки, которые только что протерли раствором, и увидел над собой хорошенькую медсестру. Внутренне подготовившись к встрече с неведомым, он приподнял голову и напряженно огляделся. Однако пока что опасения были напрасны – вокруг все было привычно для хорошей клиники. Изменились аппараты, и, кажется, стало гораздо больше компьютеров и прочей электроники, однако Хаширама никогда не разбирался в медицинской науке, поэтому не почувствовал особой разницы. Покидать уютное стеклянно-пластиковое гнездо, ставшее домом, боссу якудза очень не хотелось, но с другой стороны, валяться столько лет и испугаться внешнего мира – совсем позорно. Хаширама решительно свесил ноги с края ложа и едва не упал. Медсестра в последний момент удержала его, и мягко уложила обратно:
- Вам потребуется долгий период реабилитации, Хаширама-сама. Кроме того, неделю назад Вы перенесли сложную операцию.
Тот стиснул зубы, но все же послушно улегся обратно, замер, позволяя уложить себя и размять плечи. Неожиданно сильные пальцы приятно впились в еще не отошедшие от заморозки мышцы, и он задремал, устало закрыв глаза.

~~~
Годы на больничной койке, когда твой брат уже не так молод, как ты сам, но при этом в состоянии ходить и навещать тебя, заставляют во многом пересмотреть свои взгляды на жизнь. Особенно когда тебе больше не на что и нечем взглядывать.
Брат был вынужден принести извинения Сенджу, поплатился собственными глазами и всё благодаря моей глупости. Я надеялся умереть быстро, чтобы не успеть вдоволь насожалеться о своём поступке. Но милость и мудрость брата были столь велики, что он сохранил мне жизнь.
Несколько лет я провёл в клинике, перенося одну операцию за другой, но считал невозможным просить брата прекратить этот кошмар. Я все это заслужил.
Когда я наконец-то смог вернуться домой, от меня было не больше толку, чем от бестолкового новичка. Конечно, я больше не мог стрелять, драться и убивать людей… самостоятельно не мог. Вместо этого я ухаживал за постаревшим от переживаний братом, мыл посуду, вслепую убирался в комнате, расчёсывал его волосы.

Потом он дал мне возможность видеть. Какая-то фантастическая новая технология, прямо в мозг вживили механизм, который позволял сигналам с камеры в моих искусственных глазах преобразовываться в нервные импульсы. Или как оно всё это называется, я не силён в медицине в отличие от младшего Сенджу.
Таким образом я стал снова видеть. Правда, это было похоже на плохую картинку на экране чёрно-белого телевизора. А точнее чёрно-красного. Но это позволяло мне ориентироваться в пространстве, видеть предметы и различать оттенок волос брата.
~~~

- Изуна…
- Да?
- Мне кажется, с затылка течет.
- И правда течет, братец, - капля краски потекла за шиворот, оставляя влажный холодный след, и Мадара невольно передернулся, скрипнув зубами.
- Вытри же!
- Сейчас, сейчас, - Изуна подхватил салфетку и послушно стер противную каплю со светлой кожи Мадары. Тот успокоился, проглядывая новостные страницы на экране ноутбука.
- Смотри, не пропусти ни одного волоска, - велел он, щелкая мышью.
- Да, братик, - Изуна видел плохо, но достаточно для того, чтоб суметь закрасить седину. Мадара никому не раскрывал своей маленькой тайны, никто из подчиненных, а тем более, из посторонних не знал об этом, потому что Изуна каждые три недели старательно красил густые длинные пряди. Многие шептались, что Учиха окончательно полысел с годами и носит парик из своих же волос, которые заблаговременно сохранил, но при близкой встрече было заметно, что волосы и зубы у Учихи – свои собственные.
- Получается, что, - Мадара переключился в ежедневник, - Хаширама Сенджу уже прооперирован и скоро выйдет из клиники.
Изуна смолчал, едва не вырвав ему прядь волос на лбу.
Значит, старший братец не забыл об этом.

~~~
Я знал, что Сенджу рано или поздно проснется. Я чувствовал это, верил в это, пожалуй, не меньше, чем его младший брат.
Я ждал.
Если бы не толстый слой прозрачного пластика, отделявшего меня от него все эти годы, не знаю, чем бы дело кончилось. Я приходил к старшему Сенджу регулярно, садился рядом с ним и воображал, как разговариваю с ним. Он не отвечал мне, но я уверен, старший Сенджу чувствовал меня (о, эта серьезная вертикальная морщинка меж бровей), слышал меня, но не мог ответить. У меня то и дело возникало желание коснуться ее, разгладить большим пальцем. Приподнять расслабленное веко и попытаться поймать взгляд, посмотреть ему в глаза. Я прекрасно помнил, что они темно-карего цвета, как хорошо отполированное дерево. Хорошо было бы надавить на края глазницы, подцепить глаз ногтем, заставив его выскользнуть наружу, или лопнуть, потечь по щекам, точно слеза… И еще много чего я бы хотел проделать с ним, с его безвольным телом. Но я держал себя в руках.
И я ждал.
~~~

- Возможно, стоит сообщить вашему брату…?
- Нет, - Хаширама решительно отверг предложение. Он не хотел предупреждать брата. Он хотел вернуться в дом и посмотреть, как идут дела, как они идут на самом деле… обойтись без вранья, лицемерной суеты в духе «давайте поможем нашему боссу поскорее придти в себя».
- Но что тогда, Сенджу-сама? – врач замерла на пороге его палаты. Хаширама поднялся без посторонней помощи и подхватил со стула заботливо приписанную братом одежду. Врач с сомнением наблюдала, как тот одевается, действуя не слишком ловко, но весьма уверенно. Хаширама слегка поморщился, разглядывая чересчур узкие, на его вкус, брюки, но ни слова ни проронил. Одевшись и оправив одежду, подошел к врачу и протянул ей галстук.
- Вызовите мне машину, - велел он не допускающим пререканий тоном.

~~~
Если бы я не знал, сколько ему лет, я бы не так сильно испугался. Это произошло быстро и унизительно, но я не стал оказывать сопротивление, какое должен был, именно потому что знал, сколько ему лет. Я попросту был глубоко шокирован, а оябун Учиха попросту этим воспользовался.

Я всегда знал о подобных отношениях между ним и братом, это был элемент их противостояния. Кто кому больше проиграет, тот и… Но при чём тут я?! Наверное, за невозможностью сделать это с ещё не до конца окрепшим нии-саном, Мадара решил сделать это со мной, как с его полноправным представителем. У него были сухие жилистые руки, он вцепился в мои запястья мёртвой хваткой. Жестом профессионального доминанта сцепил мои руки одной своей, и, хотя я всегда был крупнее и сильнее его, я не смог вывернуться из этого захвата. Тем более я был шокирован его внезапной атакой.
Мадара опрокинул меня животом на тумбочку, на пол полетели немногочисленные инструменты. Заломил мне руки за спину и грубым рывком спустил с задницы штаны. С чего-то он решил, что я обойдусь и без прелюдий. Хитрый старый чёрт уже был в презервативе, потому его тонкий, как и его костлявые лапёнки, член с лёгкостью скользнул в мою задницу. От негодования я только сопел в светлую больничную стенку приемного покоя и чувствовал себя бета-самцом в стае шимпанзе. Только Мадара был альфой из другой стаи! Так какого чёрта он творил?!

Я понял, какого, когда увидел, что нии-сан сам спустился в приемный покой и смотрит на нас. Так стыдно мне не было ещё никогда в жизни. Я закрыл глаза и мысленно провалился в подвал через два нижних этажа. И не открывал их, пока Мадара не кончил, сотрясаясь так, что я решил, будто у него случился эпилептический припадок. Или, может, он и не кончил вовсе, а только выделывался перед моим старшим братом.
В любом случае мне было бесконечно стыдно, и как только он отцепился от меня, я подобрал штаны и попытался выбежать из приемного покоя.
~~~

Медсестра замерла в коридоре, зажимая себе рот ладонью, чтоб не закричать. То, что ей довелось увидеть, совершенно не отвечало ее представлениям о собрании боссов якудза. Это было… поразительно.
Она осторожно вынула из кармана смартфон и сглотнула, пытаясь сообразить, стоит ли снять эту сцену, или лучше не надо. Вся охрана этих крутых мужчин осталась снаружи, и можно было легко заснять процесс.
И тут на плечо опустилась тяжелая рука. Медсестра едва не присела, растерянно обернувшись – перед ней стоял тот самый босс, из-за которого и началась вся эта суматоха.
- Я не… ничего не… - попыталась проговорить она, но тот и слушать не стал. Стиснул ладони в кулаки и шагнул в приемный покой, откуда раздавались все эти вздохи и тихие, плохо сдерживаемые стоны.
~~~

Брат замер на пороге от поднятого нами шума и представший пред ним картины. Он не дал мне сбежать, но даже не смотрел на меня. Он смотрел на Мадару так, словно видел перед собой американского военного, овладевающего его женой. Его взгляд был полон холодной решимости, и на то мгновение, в которое наши взгляды встретились, мне почему-то показалось, что я нахожусь в одной палате с крейсером Ямато.
Он сел, стиснул длинными, крепкими, как корни старого дуба, пальцами покрывало, зашипел и метнул молнию взгляда в Учиху. Судя по звукам и учишьему пронзительному воплю, в него полетел какой-то прибор.
- Ты что творишь, Учиха?! – о, как я давно не слышал этого голоса! Это определённо был мой брат, причём не такой, каким он должен был быть к этому году (то есть давно мёртвый от старости), а прежний, ещё полный сил оябун. А «Учиха» прозвучало точно как ругательство.
Мадара что-то вскрикнул в ответ на оскорбление, брат глухо зарычал, и я подумал, что я явно лишний на этом празднике жизни и пулей вылетел в коридор.
~~~

Охрану не пустили дальше вестибюля. Я привык все время быть рядом с братом, но в приемный покой к Сенджу он меня с собой не взял. Не стал объяснять почему, но я догадался, что там брату не нужна моя помощь.
Стараясь не думать об этом, я послушно поклонился брату, устроился в уютном кресле у окна и склонил голову к плечу, разглядывая больничную парковку. Вид отъезжающих и возвращающихся машин успокоил меня, и я, кажется, задремал.

Я невольно поднялся из кресла, когда из покоя, куда вошёл брат, вылетел младший Сенджу. Кажется, его от рождения бесцветные волосы залились красным до самых кончиков. Даже я, со своим вживлённым в мозг непонятным прибором вместо глаз, смог различить интенсивно покрасневшую физиономию Тобирамы. За дверью раздался грохот и крик нии-сана. Я рванулся ему на помощь, но меня перехватил Тобирама и отстранил от бросившихся ко мне наперерез охранников.


Ничего не говоря, он отволок меня, упирающегося, обратно к диванчику напротив двери в палату и усадил туда, свалившись следом.
- У тебя ширинка расстёгнута, - сообщил я Сенджу, и тот со всей дури ударил кулаком по подлокотнику. – Эй, не стоит так психовать по этому поводу. С каждым бывает, с утра забыл застегнуть…
- Заткнись, - отчего-то огрызнулся ранее весьма вежливый Тобирама.
- Ты сегодня на редкость обходителен. Я думал, возраст делает людей более миролюбивыми.
- Я тоже думал, что возраст делает людей менее привлекательными для старых пидорасов, вроде твоего брата.
- А что случилось?
- Он только что сунул свой поганый хер мне в задницу! – зашипел Сенджу разъярёно, стараясь при этом, чтобы охрана не разобрала его слов. Я разобрал.
~~~

Нас смогли растащить только подоспевшие охранники Учиха. Наши молодые ребята не могли расцепить пальцы Изуны на моём горле, а их парни сумели. Как у них такое получалось? Должно быть, они знали кнопку выключения этого киборга-горничной Мадары!

Мы снова сели на диван, и я предложил ему выпить. Изуна старался на меня не глядеть. Он смотрел, как преданный пёс, на двери палаты, ожидая, когда вернётся его старший брат. Вернётся ли живым и здоровым, и вернётся ли вообще?
- Эй, Учиха, да прекрати ты так нервничать. Я тебе, как специалист, ответственно заявляю…
- А чем они там могут так долго заниматься? Твоему брату же… - Изуна прикинул что-то в уме, но решил отделаться не столь грубым замечанием. – Приличное количество лет. Не самый подходящий возраст – воевать со старым соперником.
- Ты плохо знаешь моего брата.
- И правда, стоило познакомиться поближе, - отозвался он грубо.
Мне всегда было интересно, как он работает. Его восстановлением занимались неподконтрольные мне специалисты.
- Может быть, уже стоит закончить вражду и придти к соглашению?
- Ваш нынешний босс, Цунаде-химе, на прошлой неделе оскорбила моего брата, когда он сделал ей верное замечание. Между прочим, женщине действительно нечего делать во главе клана якудза.
- Хм, странно, что твой брат до сих пор жив. Ты уверен?..
Изуна снова угрожающе на меня зарычал, повернув ко мне лицо с чёрной повязкой на том месте, где у большинства людей были глаза. Интереснее, где у него выход камеры? Определённо на голове, но где? В пышной учишьей причёске?
Охрана снова обступила нас. И тут нии-сан вышел и объявил, что мы все едем в онсен.
~~~


Мир, безусловно изменился, но я даже не успел попробовать на вкус. В мире было полным-полно новинок, но почему-то я увидел только то, что не изменилось вовсе.
Деловой костюм.
Женское любопытство.
Учиха Мадара.

Глупо было надеяться на то, что проклятый вертлявый черт оставит меня в покое. Еще более глупо было надеяться, что он давно почил в бозе, напоровшись на клинок или пулю… и правда, Мадара оказался жив.

И трахнул моего брата.

Перед тем, как все это закончилось, я успел заметить все – и гадкую ухмылку Учиха, который совсем, совсем не изменился, и даже усталое выражение глаз своего брата. Тот покусывал губы, терпя все это, явно не в первый раз терпел.
Вынести подобное оскорбление я не мог.
Похоже, Учиха Мадара совсем распоясался. И был только один-единственный способ поставить зарвавшегося мерзавца на место.
~~~

- Босс… неужели вы и правда живы?!
- С вами все в порядке?!
- Мы рады приветствовать вас, Хаширама-сама! – раздался нестройный хор голосов. Хаширама только коротко кивнул и строго оправил сбившийся галстук. Прошествовал к машине вдоль шеренги охранников, словно и не было этих лет.
Перед тем, как сесть, окинул лимузин взглядом.
Положительно, за четверть века ничего не изменилось.

~~~
Мне вновь казалось, что я лишний.
Младший Учиха тоже казался мне совершенно невозмутимым с замотанной почти по кончик носа головой. Я так и не разобрался, где у него расположено окно камеры, потому просто внимательно за ним наблюдал, пока нии-сан вёл церемонные беседы с Учиха. Меня это раздражало, этих двоих связывали совершенно ненормальные отношения, готовые перенести годы, века и тысячелетия проверки.

Ничего не изменилось даже в онсене, где Хаширама продолжил свою неспешную беседу с истосковавшимся Мадарой, я видел, как взгляд брата скользит по подтянутому телу лидера клана Учиха. Тот сделал себе несколько пластических операций, и выглядел, словно ему недавно исполнилось сорок пять, не больше.

Изуна вдруг резко поднялся. Вода прозрачными потоками, как в замедленной съёмке, словно глицерин, потекла с его похудевшего, вялого тела, и он неожиданно выбрался на бортик без чьей либо помощи. Кажется, я ошибся насчёт его дряблости. Он двигался весьма ловко и уверенно. Сняв полотенце, он аккуратно свернул его и положил на голову Мадаре, а затем быстро вышел наружу, бесшумно задвинув седзи.
Учиха вдруг очень вежливо попросил меня позаботиться о своём порывистом младшем брате. Я понял, что задерживаться дольше мне становится небезопасно, кивнул и вышел из воды.
Быстро вытершись и переодевшись в ту одежду, в которой приехал, я вышел в душный предбанник в поисках Изуны.

Младший Учиха отыскался на скамейке для сохнущих полотенец, он сидел там одиноко, обхватив колени и уткнувшись к ним подбородком.

- Ну, чего ты? – спросил я, подобравшись ближе. Тот не ответил, только приоткрыл рот и вонзил зубы в натянутую кожу на бледном худом колене.
- Расстроен, что все кончено? - спросил я негромко. – Теперь все изменится, что ни говори.
- Изменится, - тихо прошептал тот, покусывая тонкую, покрывшуюся мурашками кожу, - все должно было измениться еще тогда. Я должен был убить Сенджу.
- Зачем ты это говоришь мне?
- Затем… я надеялся, он никогда не очнется от своего сна. Я лишился глаз, но готов и вовсе расстаться со зрением, только бы убить твоего брата еще раз.
- Ревнуешь, - вздохнул я, больше утверждая, чем спрашивая, и положил руку ему на плечо. Погладил, затем крепко сжал пальцы. Я и сам не знал, что мне теперь делать. В сердце поселилось глухое чувство обиды, что брату сейчас интереснее был его извечный соперник, нежели я. Да и я… хоть я и Сенджу, но больше не нужен Мадаре. А, признаться, иногда его внимание мне было приятно.
- Убери свои руки, - нашипел на меня мадарий братец, когда я потянул его к себе. - Я вас всех убить готов. Вы меня бесите.
- Ты тоже мне не нравишься, - проговорил я негромко, поглаживая другой рукой его худое, искусанное колено, - ты противный, скучный полукиборг.
- Вот и убери от меня свои руки!
- Вот и уберу, - сказал я, продолжая поглаживать его. Я не был альтруистом, мне и самому это надо сейчас.
Возможно, завтра брат одумается, утолит свою жажду общения с Учиха, и наконец-то уделит мне внимание. Возможно, он наконец-то прибьет Мадару… ну или они поубивают друг друга, я не знаю, что произойдет дальше.
Мне не надо было теперь надеяться только на себя, просить совета у Мадары или самому ставить Цунаде на место. Я мог вернуться на свое законное второе место и вздохнуть спокойно.
Похоже, мир снова стал на свое место.
Изуна, тихо фырча, положил мне голову на плечо.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Старость

---

Тема: Старость, Фанфикшн_1 (2 работы)

[Lumber man]

Название: Концентрация
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама, Мадара
Тип: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Размер: драббл, 660 слов
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Кишимото Масаши

Хаширама почувствовал, что от долгого сидения на одном месте затекли колени, и сделал усилие, чтобы подняться. Ноги слушались его по-прежнему хорошо, он даже мог тренироваться во дворе часами. Только теперь при любом движении он мысленно сосредотачивался на работе каждой мышцы своего тела. Делая взмах, он рассчитывал удар, переставляя ступни, он аккуратно передвигал их по земле.
Если б кто-то видел его со стороны, то подумал бы, пожалуй, что он старается, как ученик перед экзаменом на генина.

В саду ветром побило деревья, сломленные ветви усыпали землю. Глядя на этот разгром, Хаширама только печально покачал головой: ночью вблизи от Конохи прошел ураган, не пощадив и его стоящего на окраине сада.
Посаженная недавно яблоня чудом уцелела. У росшей же рядом надломило макушку, и Хаширама прижал ладонь к свежему, еще не успевшему потемнеть срезу. Выращенное собственными руками дерево стало отчего-то жаль.
«Мой дорогой брат Тобирама, - написал в тот же вечер Хаширама, обмакнув в чернила кисть, - сегодня я видел, как сходятся в центр древесные кольца на сломленном стволе яблоне, и все не мог перестать думать, что каждому из нас отведен свой срок. Вот только мой никак не подходит к концу. Если бы я тоже был деревом, я бы уже перерос тот огромный ясень. Помнишь, тот, который стоял за Южными воротами?»

- Не ждал тебя сегодня.
Губы Хаширамы тронула улыбка. Он почувствовал чужое приближение издали. Снаружи кто-то подошел к прикрытым наполовину створкам и сел на теплые, нагретые солнцем доски веранды.
- Здравствуй, Хаширама.
Снаружи вздохнули, грузно привалились к стене дома.
- Мадара.
- А?
- Жив еще, что ли?
- Да уж живее тебя.
Последние несколько лет Учиха время от времени появлялся на пороге его дома. И ни разу не заходил внутрь. Хаширама видел, как вырастала за тонкими бумажными створками тень, внушительная и большая. Всполохи чакры наполняли пространство вокруг, и тогда Хашираме казалось, что владелец этой самой тени не изменился ни на день. Стоило ему выглянуть наружу, и он бы, наверно, увидел прежнего Мадару, широкоплечего, осанистого, с черными и жесткими, непослушно торчащими в стороны волосами, только чуть более угрюмого и с осунувшимся лицом.
- Я знаю, о чем ты думаешь.
- Удиви меня, Сенджу.
- Думаешь, что нет лучшей смерти для шиноби, чем смерть на поле боя.
Мадара довольно рассмеялся, за створкой послышалось движение и шорох одежды.
- Верно. А еще я думаю, что Сенджу теперь — все равно что старый трухлявый пень. Поверить не могу, что когда-то тебе проиграл.

«Тобирама, - вывел на листе Хаширама в тот вечер, - ты, как и я, из рода Сенджу, и, скорее всего, знаешь, как звучит дерево. Кажется, что по весне оно поет, если приложить к нему руку, а осенью дрожит от холода».

Хаширама знал, почему Мадара за все время его визитов так ни разу и не заглянул за створки, оставшись сидеть на веранде, — боялся увидеть своего соперника и не узнать. Сединой выцвели длинные пряди волос, а руки Хаширамы покрыло пересечение тонких морщин.
- Мадара.
- Ну?
- Я пережил собственного брата. Он погиб на войне, а я все еще хожу по земле... Как мне с этим смириться?
Мадара глубоко вздохнул и помолчал.
- Если в тебе осталась хоть капля любви или ненависти ко мне, пойдем сейчас же и сразимся.
За створкой раздался громкий, сотрясающий воздух смех.
- Ты же развалишься по дороге!
- Я серьезно, Мадара.
Учиха несколько секунд что-то обдумывал, потом поднялся, спускаясь с веранды, и произнес:
- Не буду я с тобой сражаться, нам больше нечего делить.

Учиха не появлялся несколько месяцев, и зиму успело сменить лето. Хаширама все чаще оставался сидеть на веранде, всматриваясь в просвет между деревьев, где начиналась ведущая к дому тропа.
Сегодня он чуть было не задремал под лучами теплого полуденного солнца.
Мадара часто повторял, что даже в смерти не уступит Сенджу, но Хаширама продолжал верить, что тот все еще жив.
Мерно жужжала мошкара, нагоняя дремоту. Хаширама коснулся нагретого дерева, ощутил его отзвук под пальцами и, поддавшись минутной слабости, закрыл глаза.
Окружающие звуки стали тише. С неба стекал прозрачный, ясный свет, и Хаширама печально улыбнулся, прислушавшись к угасающему, редкому ритму собственного сердца.

Название: Обещание
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Мито, Цунаде, Сарутоби
Жанр: зарисовка
Рейтинг: G
Размер: драббл
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Кишимото Масаши

Цунаде рыдала, развернувшись к спинке стула, закусив костяшки пальцев. Старейшины молчали, поджав губы, возможно, кто-то из них просто спал, как это иногда случается со стариками. Хокаге в задумчивости рассматривал собственные пальцы, его советники смотрели кто куда, лишь бы не на неё, не на Мито.
Солнце заливало комнату ярким утренним светом, летний день был очень тёплым и ясным, но не жарким: свежий лёгкий ветер то и дело шелестел листьями деревьев.
- Может, ты ещё поживёшь, - прошамкал самый древний из старейшин, Масато. Он был старше Мито на пятнадцать лет.
- Я ведь куноичи была. А упала, не удержавшись за перила. Лечение чакрой не очень мне помогло. Моё тело стареет.
- Это потому, что у нас нет нужных технологий! - Цунаде хлопнула по столу ладонью. - Но я найду специалистов! Или сама разработаю методику!
- Всё же вам ещё рано задумываться о таком, - вежливо и немного с жалостью произнёс Сарутоби.
- Ты уже говорил это сегодня, - ласково ответила Мито и усмехнулась: - Уж что-что, а память у меня ещё работает.
- С другой стороны, деревней рисковать нельзя, - подал голос Данзо, до того молчавший.
- Да кто рискует! - крикнула в ответ ему Цунаде. - Подумаешь, упала и не могла встать, это из-за перелома, мне по слогам повторить? Пе-ре-ло-ма!
Утатане и Митокадо с осуждением на неё смотрели, но высказать осуждение её поведению вперёд старейшин не могли.
- Не нужно, конечно, торопиться, - сказал Сарутоби. - Сколько там лет этой девочке...
- Узумаки Кушине.
- ... да, Узумаки Кушине.
- Восемь, - ответила Мито.
- Ну, это, конечно, слишком ранний возраст. Вот что мы сделаем: я приставлю к вам, Мито-сама, охрану в дополнение к вашей сиделке, что помогала вам оправиться от перелома. И если что-то случится, мы успеем принять меры.
Цунаде она нашла потом на балконе резиденции, та всё плакала, нависнув над перилами.
- Чего же ты плачешь? Хокаге не стал слушать меня и извлекать Лиса немедленно.
- Я плачу не поэтому, - Цунаде утёрла слёзы рукавом и шмыгнула носом.
- Мой век был долог, Цунаде. Рано или поздно все люди уходят. Важно то, что они оставят после себя, - она положила руку на плечо внучки.
- Да я не об этом! Я плачу не потому что ты... можешь умереть, знаю, что рано или поздно и всё такое.
Она на несколько мгновений замолчала. Лица хокаге, высеченные на скале, смотрели на них выжидающе.
- Я плачу потому, что ты к этому так относишься! Что ты уже сама себя хоронишь! Что это? Это старость делает такое с людьми?
- Девочка моя, - Мито погладила её по голове. - Я и правда прожила долгий век, и мне правда важнее то, что останется после меня. С возрастом ты неизбежно привыкаешь к мысли, что когда-нибудь тебя не станет. Но я была куноичи - я никогда не боялась смерти.
- А что твоя печать? На лбу. Она исчезла, когда ты пыталась срастить перелом. Но почему ты её не обновила?
- Она не очень-то мне помогла. Если бы не твоя помощь...
- Ясно. Я улучшу эту технику! - в глазах Цунаде загорелась решимость. - Бабушка, пообещай мне кое-что.
- Хорошо, - Мито улыбнулась.
- Меня отправляют на миссию с Орочимару и Джирайей. Это разведывательная миссия, секретная, больше не могу о ней говорить. Пообещай, что к моему приходу ты... будешь осторожно себя вести.
- Ладно, обещаю, - со вздохом ответила Мито.
Цунаде оставила её там, ушла по делам: Мито сказала, что хочет ещё немного побыть одна, пока ей подбирают охранников.
День был и правда чудесный. Впрочем, в Конохе погода редко портилась, а уж как тут было красиво. На редкость удачное место для поселения.
А как свеж был воздух. И солнце такое ласковое. И в этом положении совсем не болело бедро.
Жить хотелось.
Сказать по правде, жить хотелось очень, но страх был сильнее.
Тогда, когда она лежала беспомощная на ступенях, неудачно споткнувшись, и чакра, накопленная за долгие годы, не помогала, к ней явился Девятихвостый, и впервые за её жизнь едва не вырвался на свободу. Этого никто не заметил, однако, Мито очень испугалась, потому что зверь едва не взял под контроль её разум.
Он часто являлся ей, он делал это тогда, когда умирали её родственники, и горе затуманивало рассудок. Но каждый раз она не поддавалась на обещания силы, не поддавалась на хитрые речи, на предложения мести: она была уверенна в себе и в долге, который взяла на себя ради всех жителей этой деревни, такой дорогой её родным.
Теперь же зверь едва не обставил её. Наверное, это и есть старость.
Долг велел ей не откладывать переселение Девятихвостого.
Но... она побежала внучке дожить до их встречи. Что ж, обещание есть обещание.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Старость

---

Тема: Старость, Фанарт

[Lumber man]

Название: Усталость
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Цунаде
Рейтинг: G
Размер: 700х512, превью: 600х438
Дикслеймер: Манга «Naruto» нарисована Масаши Кишимото

Название: Последний вдох
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Мито, Мадара
Рейтинг: G
Размер: 1066х800, превью: 600х450
Дикслеймер: Манга «Naruto» нарисована Масаши Кишимото

Название: Эх, молодёжь
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Наруто, Третий
Рейтинг: G
Размер: 523х800 пикселя, превью - 392х600
Дисклеймер: Манга «Naruto» нарисована Масаши Кишимото

@темы: Фанарт, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Старость

---

Тема: Зрелость, Фанфикшн_1

[Lumber man]

Название: Вторая жизнь
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама, Наруто
Тип: джен
Рейтинг: G
Размер: 1224 слова
Предупреждения: AU в каноне
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

– Когда-то здесь, – Хаширама кивком головы указал на Академию, – был рынок. Прямо за ним начинался лес, через который шла тропинка к лагерю клана Акимичи. В то время они жили в переносных походных домах, как и Инузука.
– А Академия? Где была Академия? – звонкий голос Наруто прервал его речь.
– Её ещё не существовало, – усмехнулся Хаширама. – Даже идеи такой не было: каждый клан сам обучал детей так, как считал нужным.
– Не было Академии? Хотел бы я жить в то время! – мечтательно закинув руки за голову, сказал Наруто.
Хаширама рассмеялся.
– Это было вовсе не так весело.
Продолжать он не стал – слишком сильным сделалось чувство, что Наруто на самом деле всё прекрасно понимает и просто подыгрывает, давая ему возможность рассказывать о тех временах.
Чем больше Хаширама говорил о своей прошлой жизни, в которой он был Первым Хокаге, тем яснее становились воспоминания. Это происходило постепенно, как вода промывает себе путь в камне. Не было никаких озарений, но с каждым днём возвращался очередной маленький кусочек прошлого. Поначалу Хаширама помнил только непроглядный холодный мрак и тот момент, когда он очнулся, а вокруг были пыль и запах обгоревшей плоти, и он не знал, кто он и что происходит. Какие-то люди смотрели на него со смесью изумления, почтения и страха; из их слов он понял, что они знают, кто он. Сам же он этого не знал.
Уже позже ему рассказали, что его зовут Хаширама Сенджу и что когда-то давно – так давно, что не осталось ни одного свидетеля тех времён, – он был сильным воином и правителем. Он чувствовал, что они ошибаются, но из уважения к их уверенности и, быть может, от растерянности или отчаяния не спорил с ними, хоть и не скрывал, что ничего не помнит. Он согласился называться именем Хаширама и отправиться с ними домой – так они сказали, и он был готов поверить, что так оно и есть. Однако место, куда он вернулся, было ему незнакомо. Ему говорили, что он обязательно вспомнит всё: и свою героическую жизнь, и людей, что были рядом, и Коноху, неизбежно изменившуюся за прошедшие годы, но в душе Хаширама понимал, что не имеет никакого отношения к тому, великому, чьё лицо, вырезанное в камне, приглядывало за Деревней.
В Конохе он узнал, что на самом деле он всего лишь клон, созданный из генетического материала великого основателя деревни, и Мадара Учиха, его враг в прошлой жизни и его создатель в этой, единственный человек, который мог бы пролить свет на сущность происходящего, убит. Только Мадара знал, зачем он был создан и был ли он действительно Первым Хокаге – или только его копией, как казалось Хашираме. Но если он был всего лишь клоном, то откуда появились навыки и знания, присущие человеку его возраста? Почему он умел разговаривать и сражаться? Он владел техниками, для которых недостаточно иметь ДНК Хаширамы; он пользовался приёмами боя, которые применялись только во времена Первого Хокаге, а после были забыты. Он знал всё, что знал «настоящий» Хаширама, кроме того, что касалось его жизни. И он не был Хаширамой.
Эта странная жизнь, зыбкая, как сон, продолжалась несколько месяцев, в течение которых он пытался понять, кто он, боясь и одновременно иногда желая стать Хаширамой.
А потом… тогда Наруто уже был с ним, – Хаширама улыбнулся этой мысли – потом воспоминания начали возвращаться. Первое из них было подобно отражению неба в быстрой реке – такое же призрачное и ускользающее.
Это случилось в тёплый и тихий вечер. Он гулял вместе с Наруто по Конохе, по привычке пытаясь угадать, что должен был испытывать тот, «настоящий» Хаширама Сенджу, глядя на улицы, которые изменились до неузнаваемости. В какой-то момент он осознал, что медленно остывающий воздух и далёкие голоса детей напоминают ему о чём-то важном. Словно настойчивый зов, ощущение смутного узнавания тянуло его куда-то в глубину безликого тумана, окружившего его жизнь.
Где-то рядом хлопнула дверь, поперёк золотой от закатного солнца улицы пролегла бледная тень ветвистого дерева… Хаширама чувствовал, что всё это уже происходило с ним. Он остановился, опершись ладонью об оштукатуренную стену дома, пытаясь сохранить стремительно блекнущее видение.
– Ты что-то вспомнил, да? – пытливо спросил Наруто, когда воспоминание уже ускользнуло.
Хаширама молча кивнул и, прикрыв глаза, попробовал вернуть видение. Оно крутилось совсем близко, до него можно было добраться… и всё же Хаширама упустил его. Но вскоре за ним потянулись другие, более яркие и конкретные: поначалу робко, как люди возвращаются в разрушенные города и начинают отстраивать их заново, но потом всё смелее. Каждое воспоминание возвращало и частичку его личности, и однажды он понял, что он снова стал тем самым великим Хаширамой Сенджу, при этом оставшись собой. И ещё он понял, что эту вторую жизнь он проживёт иначе. Он не хотел быть Хокаге, не хотел принимать решения, вершащие судьбы сотен. Он чувствовал, что пришло время других людей, способных справиться с этой ролью ничуть не хуже, а он… он наконец-то сможет быть просто обычным человеком, как часто мечтал в своей прошлой жизни.

Порыв свежего, пахнущего недавним дождём ветра пронёсся по улице.
– Когда-то, когда мы только пришли сюда, здесь был только лес. Тебе, наверное, трудно это представить, – Хаширама усмехнулся.
Наруто остановился, смешно наморщив лоб, как будто пытаясь на полном серьёзе представить себе лес, о котором сейчас напоминали только редкие деревья.
– Трудно, – признался он и вдруг добавил: – Жаль, что я не могу увидеть Коноху твоими глазами.
И тут же, не давая молчанию повиснуть, бодро сказал:
– Расскажи мне ещё что-нибудь о тех временах.
И Хаширама начал рассказывать, припоминая мелочи, на которые почти не обращал внимания, пока они не обратились в призрак. Он вообще замечал, что многие моменты, казавшиеся незначительными, теперь стали ему дороги, вроде того, как скрипела ветка дерева возле его дома или как сладко и резко пах жасмин в жаркие дни. Хашираме нравилось вспоминать подобные детали и нравилось бродить по улицам с Наруто – поначалу просто потому, что ходить вместе с кем-то было приятнее, чем в одиночестве, но вскоре он понял, что ему нужны эти встречи. Наруто радовался вместе с ним каждому новому воспоминанию и, быть может, поэтому рядом с ним вспоминать было легче.

Последний луч заходящего солнца окрасил багрянцем мелкие лужицы и чёрные окна домов. В прохладном воздухе витал пряный запах зелени и цветов.
– А резиденция Хокаге? Она была? – никак не отставал Наруто.
– Раза в три меньше, – улыбнулся Хаширама. – И из окна моего кабинета открывался вид на рынок, шумный и грязный.
И полный жизни.
На мгновение ему показалось, что сквозь настоящее словно бы просвечивает прошлое. Он почти мог видеть давно исчезнувший рынок, суетливых торговок, убирающих товар, и сиротливые прилавки, задремавшие в ожидании нового дня. Его охватило сладостно-печальное чувство. То, что сохраняла его память, ушло безвозвратно; но и то, что он видел сейчас, не останется навечно.
Наруто, словно угадав его состояние, молча шёл рядом.
– Ты скучаешь? – через пару минут спросил он.
– Да.
– По тому времени?
Хашираме показалась забавной такая постановка вопроса. Как можно скучать по чему-то такому абстрактному, как время?
– По людям, которые были рядом, – поправил он.
– Ты хотел бы вернуться?
– Вряд ли, – Хаширама покачал головой. – Мне выпало счастье узнать, как изменилась Коноха после моей смерти. И потом, – подумав, добавил он, – не случись всё так, как случилось, я не узнал бы многих очень хороших людей.
– Меня, например? – нахально спросил Наруто.
– Тебя, например, – намеренно не замечая его тона, сказал Хаширама.
На улице было безлюдно. О недавнем дожде напоминали только остатки серых туч у горизонта, где медленно выцветал закат. Хаширама остановился перед Академией, глядя на тёмные окна. Несколько мгновений он позволял времени просто течь – оно представлялось ему похожим на горный ручей.
Потом Наруто сказал:
– Пойдём обратно?
Хаширама кивнул.
В лужах отражалось темнеющее небо с первыми проблесками звёзд. В молчании разбивались запоздалые звонкие капли: они падали всё реже и реже, пока не стихли совсем.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Зрелость

---

Тема: Зрелость, Фанфикшн_2

[Lumber man]

Название: Мон
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама, Тобирама
Тип: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Размер: драббл, 511 слов
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Кишимото Масаши

– Подменишь меня?
Хаширама улыбнулся, тепло и искренне, как умел улыбаться только своему младшему брату.
Тобирама так и застыл на месте после его слов, уставился удивленно и даже приоткрыл рот, не сразу сообразив, что ответить.
– То есть как «подменишь»? Что это значит? Мы же не в очереди на дежурство.
– Прости, если это слишком внезапно.
Хаширама по-доброму рассмеялся, неловко почесал затылок. И этот жест, подумал младший Сенджу, совсем не подходил тому, кто носил звание главы великого клана.
– Хотел сообщить тебе прежде, чем о моем решении узнает Совет.
Тобирама скрестил руки на груди, весь подобрался, стал серьезным и задумчиво нахмурил брови.
– Ты же не шутишь, верно?
Хаширама покачал головой.
Тобираме всегда казалось, что между ним и братом с детства существовала связь гораздо более крепкая, чем семейные узы. Они знали мысли друг друга, и даже их сердца, какое бы расстояние их не разделяло, казалось, звучали в такт. И сейчас, когда Хаширама попросил принять от него пост Хокаге, Тобирама вдруг вспомнил, что уже давно, наблюдая за братом, ждал от него этой просьбы.
– Ты ведь знал, да?
– Чувствовал, – поправил Тобирама.
А потом вспомнился высохший, иссеченный ветром пустырь и вязкий, выматывающий бой против Учиха. Хаширама тогда, облаченный в сверкающие алым доспехи, обернулся коротко к нему через плечо и сказал: «Я рассчитываю на тебя». С тех самых пор Тобирама привык смотреть брату в спину и делать все, чтобы оправдать его ожидания.
Тобирама опустил взгляд в пол и сдержанно улыбнулся. Чтобы смирить нахлынувшие чувства, пришлось сжать покрепче кулаки. В эту минуту ему отчаянно хотелось обнять брата, покачать его в своих объятьях и не отпускать столько, сколько он позволит.
– Ты же знаешь, я сделаю все, что ты попросишь. Я слаб, потому что не могу тебе отказать.
Хаширама просиял.
– Это не слабость. Ты просто лучший брат на земле! Другие о таком не могут и мечтать.
– Подхалим, – смущенно улыбнулся Тобирама и поднял на него глаза.
От взгляда на сидящего напротив Хашираму, статного, исполненного достоинства даже в простой домашней обстановке, сердце защемило от гордости.
Старший Сенджу помолчал, а потом махнул рукой, предлагая подсесть ближе.
– Я и не заметил, когда ты успел стать таким взрослым, Тобирама, – признался он.
– Это случилось уже давно, а ты только сейчас об этом говоришь?
– Не суди меня за это, о мой младший брат. И ты всегда был не по годам рассудительным.
Хаширама положил руку ему на плечо, притянул к себе, прижавшись плечом к плечу, и Тобирама почувствовал, как его виска коснулись губы и теплое дыхание.
– Спасибо, – прошептал Хаширама. – Спасибо тебе.
– Да ну, брось, – отозвался Тобирама, сжимая край рукава.
Хаширама вплел пальцы ему в волосы, в отросшие, белые, как снег, волосы, потрепал по макушке.
– Ты самый достойный из всех, кто когда-либо носил мон Сенджу, брат мой.
Сквозь его движения Тобирама вдруг чувствовал едва заметную, расслабленную усталость. Ему захотелось тогда сказать брату все начистоту. Он всегда был лишь его продолжением, его тенью и, если понадобится, будет тенью его тени, но все равно неотступно будет следовать рядом. Но Тобирама сказал единственное, что мог в тот момент:
– Ты можешь на меня рассчитывать.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Зрелость

---

Тема: Зрелость, Фанфикшн_3

[Lumber man]

Название: Силки
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Мадара/р!Мито, Хаширама/Мадара.
Тип: гет, слэш.
Жанр: ПВП
Рейтинг: NC-17+кинк!
Размер: мини, 1725
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Кишимото Масаши
Предупреждения: Даб-кон, шибари, беременность.

***

Он никогда не называет ее по имени, подчеркнуто соблюдая положенную дистанцию во время официальных встреч. Во время них они даже не смотрят друг на друга. Он – потому что ему все равно, она – потому что боится выдать себя. Говорят, нельзя сдержать любовь. Они ошибаются – это ненависть удержать невозможно.

Особенно, если тебе нечего противопоставить взамен.

Мадара чувствует ее лучше, чем кто-либо, с волчьей усмешкой вылавливая в темных коридорах поместья, чтобы зажав рот рукой, по-хозяйски развести полы кимоно, просовывая ладонь между ног. Он не церемонится: щиплет за клитор, растирая, надавливая, вставляя пальцы внутрь нее сразу, до самых костяшек. Просовывает свое колено между ее бедер, чтобы Мито не могла свести ноги, и улыбается. Ждет. Между их глазами всего пара сантиметров, между губами – его ладонь. Но вместо того, чтобы оттолкнуть, впиться у нее зубами, Мито томно раскрывает рот, оглаживая языком шершавую кожу, собирая с нее солоноватый вкус. И со злой радостью видит, как за мгновение расширяется зрачок в глазах напротив, от точки до провала во тьму. Как отражением пламени светильника вспыхивает в них жажда.

– Сучка, – радостно шипит Мадара и хохочет, рывком разворачивая ее к стене и поднимая полы кимоно. А Мито только всхлипывает в бессильной злобе и едва удерживается на ногах, когда Мадара полуукусами поднимается по ее бедру. Когда скребут по мягкому дереву, оставляя полосы. Мадара вбирает в рот ее ягодицу насколько может и сжимает зубы. Кажется, он еще и говорит что-то потом, но Мито не слышно: полы кимоно глушат звук, а через минуту становится неважно. Мадара находит для своего рта занятие поинтересней, чем разговоры. У него пугающе горячий язык: скользко проходится по промежности, мелко, по-звериному вылизывая, раздвигая складки, а потом проникает внутрь. Резко, словно жало. И Мито приходится закусить собственный рукав. Чтобы не кричать в голос.

После этого Мадара приходит постоянно, подгадывая время, когда она одна, когда муж уходит на миссию.

– Попробуй меня прогнать, – говорит он ей, опрокидывая на супружеское ложе – их с Хаширамой супружеское ложе! – и стягивает одежду с плеч, – или, по крайней мере, скажи мне "нет".

И целует. Так, что потом саднят губы, а во рту привкус крови. Так, что в груди горячо от нехватки дыхания. Ей никогда и ни с кем не было так хорошо. После каждой сумасшедшей ночи ей приходится лечить себя, пряча укусы и синяки под полами длинной традиционной одежды. Старейшины клана одобрительно кивают и говорят о ее благородстве и благочестии, о прекрасной осанке и умении держать себя. А у нее чудовищно болит поясница и натруженные бедра, отчего сидеть можно только прямо, словно проглотив кол.

Мито про каждый раз говорит, что он был последним, Мадара каждый раз смеется и обещает постараться выгадать время, чтобы встретиться поскорей. Не смеется он только тогда, когда она впервые говорит «нет» и сообщает, что ждет ребенка. Не его. В ту ночь она впервые сопротивляется. В ту ночь он впервые связывает ее.

Витой шнур стягивает намертво запястья, не перекрывая кровотока – гладкий и крепкий. В плетеной глубине красиво мешается шелковая нить, играя всеми оттенками красного. Мито ненавидит этот цвет всеми фибрами души, словно это может компенсировать всю глубину чувств к этому человеку.

Крепкие ладони бесцеремонно разводят ее ноги, заставляя согнуться, прижимаясь животом к бедрам. Они гладят ее с силой, странной жадностью, цепляют. От пощипывания на коже остаются красные пятна, от горячего дыхания на шее – томно. Непроизвольно поджимаются мышцы живота и пальцы ног. Мито медленно выдыхает, когда шнур проходит под грудью в три обхвата, а потом – сверху, приминая. Грудь болезненно ноет, сдавленная со всех сторон – по два узла между плеч, двойное укрепление через шею. Мадара щекочет кончиком веревки ее соски, пока она не начинает кусать губы, стараясь уйти от раздражающей ласки.

– Нет, горлица, – Мадара цепляет зубами край ее уха, – потерпи еще немного. Я скоро закончу.

Шнур петлей обвивается вокруг ее шеи – ладонь едва скользит над кожей, почти оглаживая живот, когда Мадара спускает веревку вниз, пропуская между ног. Она больно врезается в промежность – двойная, толстая, раздвигая уже мокрые и налитые кровью складки. Когда Мадара начинает елозить веревкой, то натягивая, то ослабляя ее, давая привыкнуть, то Мито впервые радуется, что рот у нее надежно запечатан: наложенная бумажная фуда не выпустит ни звука. А у Мито от горячего жжения между ног темно перед глазами.

Наконец Мадаре надоедает, и он завершает вязку, стягивая узлы за спиной. Сегодняшняя вязка сложная, смешанная. Три или четыре типа – Мито сложно определить, особенно, когда при попытке свести ноги темнеет перед глазами от острого желания. Перенапряженные мышцы болят, а стяжка между ног не позволяет свести их. Она похожа на сидящую на камне лягушку: прижатые к груди ноги, большой живот... Красный шнур сеткой оплетает его, словно поддерживая, превращая в панцирь черепахи. Такой же крепкий, круглый.

Мадара встает перед ней на колени и прихватывает губами за сосок. Жестко, как обычно, посасывая. Его рука в это время поддевает центральный шнур, натягивая его, раздвигая. Пальцы с трудом протискиваются сквозь жесткие веревки в женское лоно. Дразнят, щекоча самый вход, растирая его подушечками. Это настолько отвратительно приятно, что у Мито из глаз текут слезы.

Он пользуется беззастенчиво ее жадностью до ласки, которая нападает на всех женщин во время бремени. Он знает, что она любит и как. Внизу живота давно уже катается раскаленный шар. Тяжелый, тянущий, раскачивающийся от каждого движения пальцев внутри. Наслаждение каждый раз подходит к точке, но срывается. Когда Мадара наконец входит в нее, отодвигая в сторону растянутые веревки, это почти больно. Мито стянута так, что даже пальцев было слишком много. Член движется внутри быстро, рывками наполняя ее и почти выскальзывая. Мадара шипит от неловкого движения и прихватывает ее за загривок, подтягивая вверх за веревочные узлы, прижимая к себе как ему удобней. У Мито рассыпаются волосы, закрывая горящее лицо.

– Ты слишком хорошая жена, а вот из меня плохой любовник, – целует ее в шею Мадара, отодвигая волосы в сторону. – А все потому, что я мужчина, а все мужчины – собственники. Я хочу иметь все.

Слова со свистом вливаются в уши, просачиваясь под кожу, отдаваясь дрожью. Мито почти дурно и кружится голова. Так, что она почти не слышит позорных шлепков. Чужая рука нежно гладит ее округлившееся чрево, поддерживая у основания во время особенно резкого движения. Внутри все горит, а от чувства абсолютной заполненности хочется в туалет. Толчки ставятся отрывистей, а дыхание Мадары – тяжелей.

– Мне мало того, чего он дает, – тихий рык оседает на душе чувством смутного узнавания, почти приводя в чувство. Ненависть. Это понимание ударяет, словно хлыстом, заставляя наконец-то прислушаться. Раньше она никогда не вслушивалась в то, над чем смеется Мадара, предпочитая забыться в пелене тяжелого удовольствия. Но не сегодня. Впервые Мито думает о том, что он трахает ее так, словно хочет убить.

– Блядский выродок, отсыпающий свою любовь, словно благодать, – со вздохом Мадара замирает на последнем движении, резко толкаясь в самую ее глубину, кончая, изливаясь в нее. И почти сразу отстраняется. Брезгливо – Мито видит скривленную, поддернутую вверх губу.

– И кому? Гулящей девке, готовой раздвигать ноги снова и снова только потому, что ее отлично трахают, – горячий шар внутри становится совершенно невыносимым и тяжелым, судорожно сокращаются мышцы. И по ногам течет. От чувства пустоты внутри ей почти плохо. Так, что смысл сказанного до нее доходит не сразу, а когда доходит – сворачивает все внутри ледяной спиралью.

Мадара жестко прихватывает ее за волосы, поднимая голову, заставляя смотреть себе в лицо. Снова – глаза в глаза. В темной глубине зрачков, Мито видит собственно отражение. Алые щеки, залепленный печатью рот, расширенные от потрясения глаза. Узкие губы Мадары кривятся.

От искреннего веселья, понимает Мито.

– Ты удивлена, моя дорогая? – он наклоняется, коротко целуя ее поверх наложенной печати. – Ты думала, это ты изменяешь мужу? О нет, это он изменяет тебе. Хотя, если любовник у вас один на двоих, это можно назвать изменой?

Пальцы в волосах разжимаются. Мадара выпускает ее, давая упасть на постель. Сквозь затянувшую взгляд пелену Мито с удивлением видит, как капают, пропитывая белую ткань, крупные капли. Ее слезы.

Говорят, что ненависть скрыть нельзя. Те, кто так говорит, просто не знают Учиха Мадару.

– Ну, девочка моя, что же ты плачешь, – он с издевательской нежностью целует ее в щеку, собирая языком слезы, отводит в сторону волосы, мягко прижимаясь губами к уху. – Не надо расстраиваться, горлица. В твоем положении это вредно.

Стыд опаляет до самых корней. Напоминанием о том, кто она такая, о ее статусе, обязанностях, о... ребенке. Мито хочет разозлиться, но слезы продолжают катиться из глаз. Потому что она сама виновата. Замужняя женщина, позволившая себя взять другому мужчине. Получающая от этого удовольствие и не пытающаяся это прекратить. Воистину, она заслуживает и таких слов, и такого отношения. Но хуже другое. То, на что она утратила право: ревность катается в ней пополам с обидой, а перед глазами стоят картины одна непристойней другой. Мито знает, каким может быть Мадара в постели и как умеет получить именно то, чего хочет. Ей легко представить его вместе... мысль спотыкается, отказываясь произносить имя даже про себя.

– Знаешь, это даже забавно. Мне даже интересно, от чего ты так рыдаешь? От того, что твой ненаглядный повелся так же, как и ты? Или от того, что я, оказывается, не влюблен в тебя без памяти, как думают многие?

Мадара распутывает несколько узлов, давая ей разогнуть ноги. Мышцы тянет болью, когда кровоток восстанавливается. Он малейшей попытки пошевелиться затекшие конечности начинают покалывать так, что хочется выть. Мадара тем временем распутывает веревки и ловко переплетает их снова, завязывая на узел вокруг столба у изголовья кровати.

– Хаширама уже в деревне, ты знаешь об этом? – сладко выдыхает ей в губы Мадара, по-кошачьи потеревшись скулой о скулу. – Он, наверное, как раз завершил все дела и идет навестить свою беременную супругу. Благородная, мудрая и гордая Мито... Как бы я хотел видеть его лицо, когда он увидит тебя такой, – чужие пальцы прошлись по внутренней стороне бедра, собирая подсыхающую смазку вперемешку со спермой. Размазали ее по животу. Липкая ладонь легла на щеку.

– Раздразненной, пахнущей чужим мужчиной, запутавшейся, словно птаха в силках, – темный недобрый огонь в чужих глазах пугает Мито до нервной дрожи. Мадара целует ее в лоб и уходит, махнув рукой на прощание:

– Расскажешь мне потом, как все прошло, горлица.

Мито с трудом вытягивает затекшие ноги. Их все еще колет, но уже не так. Мадара уже ушел, но ей все еще кажется, что в комнате звенит его смех. У нее почти нет времени, а веревка связана так, что все умения шиноби не поможет. Шибари создавалось специально для того, чтобы удерживать. Не зная всех хитросплетений вязки, освободиться невозможно. Тяжелая голова склоняется ниже, пока подбородок не опускается на грудь. Корить себя поздно.

Мито смотрит на обмотанную вокруг щиколотки веревку. Красный шнур отливает кроваво-алым. Не перерезанная пуповина, нить судьбы...

Говорят, что невозможно удержать любовь. Говорят, что невозможно скрыть ненависть.

Возможно все, если эти чувства истинны. Особенно, если ненависть связывает любовь, не давая ей расправить свои крылья, словно силки – пойманную птицу.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Зрелость

---

Тема: Зрелость, Фанфикшн_4

[Lumber man]

Название: Последний выбор
Автор: Клан Сенджу
Бета: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама/Мито, Мадара/Мито
Жанр: ангст
Рейтинг: РG
Размер: 662 слова
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Кишимото Масаши
Саммари: о том, что вот соберешься сделать что-нибудь хорошее, а оно раз – и никому не нужно.

Когда под палящими лучами полуденного солнца Хаширама Сенджу впервые переступил границу Страны Водоворотов, он поклялся себе, что женится на первой девушке, которую увидит здесь. Будь он глупее, он осудил бы сам себя за неожиданную страсть: такая пылкая, но бессмысленная клятва могла сойти за романтический порыв, но в действительности это было одно из тех его наитий, повинуясь которым, он заключал союзы и отстраивал города. Будущий Первый Хокаге так до конца жизни и не признался никому, что еще с юных лет его начали посещать странные откровения, больше всего походящие на внезапную решимость сделать то, о чем секунду назад и не помышлял. Они приходили быстро, накатывали, словно прибой, но, несмотря на всю их видимую неожиданность, приносили удивительное умиротворение, и оттого пять лет назад, переступая границу Страны Водоворотов, Хаширама Сенджу был абсолютно спокоен. Он пришел взять то, что ему принадлежит.

Когда Мадара увидел Мито, ничего не произошло. Не ушла из-под ног земля, не рухнул небесный свод, не сдвинулась с оси вселенная – во всем мире не случалось ничего обыкновенней этой встречи; и только потом, уже значительно позже, быть может, день, быть может, полгода спустя, Мадара понял, что так и свершаются судьбы. Ни боя гонгов, ни гласа хорагая – то, что дороже мира, заветное и самое сокровенное, приходит к нам незримо для нас самих. Мадара не любил Мито, он жил ею. Чувствовал каждый шаг, каждый взгляд, дышал с ней в такт – это была не любовь, но родство, самая фантастическая близость, на которую только способно живое существо. Близость душ – то нерушимое и незримое, чему невозможно противостоять.

Двое величайших мужчин своего времени были слишком достойны, чтобы сражаться, но и слишком сильны, чтобы кто-то из них уступил. Они не добивались любви – они любили, и каждый из них был спокоен за свою любовь.

Такое не могло продолжаться вечно. И в тот день, когда Хаширама вошел в покои своей обессилевшей после родов жены и повивальная бабка, угрюмо глядя в пол, подала ему на руки тоненького, как тростиночка, белокожего черноглазого младенца – что-то должно было произойти тогда. По взгляду Мито, по ее упрямо сжатым губам и бескровному лицу Хаширама Сенджу понял, что, задай он вопрос, жена ответила бы правду – поэтому он ничего не спросил. Он взял ребенка на руки и бережно поправил отогнувшийся уголок одеяльца.

- Вы должны убить его, Хаширама-доно, - в первый раз это прозвучало на клановом совете через неделю после того, как Мито родила первенца. Старейшины говорили о том, какой позор для семьи Сенджу это дитя, как оскверняет дом одно его присутствие, и Хаширама слушал долго и терпеливо, а потом просто сказал:

- Нет.

Спустя еще месяц Тобирама решился:

- Убей его, аники, иначе в клане будет восстание.

- Нет, - снова повторил он. Они вдвоем шли по заметенной лепестками сакуры аллее. Первый Хокаге смотрел, как облетают вишни, и взгляд его был безмятежен, будто сама вечность глядела из его глаз. - Нет, не будет восстания. Сенджу не сражаются против себя. И нет, я не убью ребенка. Я убивал достаточно, чтобы никогда больше этого не повторять.

На следующий день Мито впервые за долгое время вошла в его покои. Она была бледнее полотна, но ясные глаза ее горели, как будто глубоко в ее чреве плясал огонь.

- Почему ты ничего не сделаешь? – спросила она голосом звонким, словно перетянутая струна.

- Что я должен был сделать, Мито-доно? – мягко ответил ей Хаширама.

- Убей его, - ее глаза горели, но голос ее был холодней воды в студеной проруби и чище льда на солнечном свету. – Не ребенка, - качнула головой Мито. – Убей Мадару. Ты должен это сделать, если хочешь помочь мне. Спаси меня. Я хочу выбрать тебя.

В ночь перед битвой в Долине Завершения над Конохой пролился самый сильный в году дождь. Он смыл с вишен воздушную пену лепестков и надломил тонкие ветви, и утром перед Хаширамой предстал пустой, обнаженный, разворошенный сад. Первый Хокаге прошел по аллее, остановился под деревом и мягко коснулся низко склонившейся ветви. Маленький, словно новорожденный птенчик, бело-розовый бутон несмело пробился из пазухи, и Хаширама погладил его подушечками пальцев, потом быстро развернулся и вышел из сада, чтобы в последний раз в жизни убить – или умереть.

@темы: Фанфикшн, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Зрелость

---

Тема: Зрелость, Фанарт

[Lumber man]

Название: Очи чёрные
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама, Мадара
Рейтинг: PG
Размер: 616х800, размер превью - 461х600
Предупреждения: AU
Дикслеймер: Манга «Naruto» нарисована Масаши Кишимото
Комментарий автора: нарисовано по словам песни "Скатерть белая залита вином"

текст

Скатерть белая залита вином,
Все гусары спят беспробудным сном,
Лишь один не спит, пьет шампанское
За любовь свою, за цыганскую!
Очи чёрные, очи страстные!
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!

Не встречал бы вас - не страдал бы так,
Век свой прожил бы припеваючи.
Вы сгубили меня, очи чёрные,
Унесли навек моё счастие.
Будь тот проклят час, когда встретил вас,
Очи чёрные, непокорные!
Не видал бы вас, не страдал бы так,
Я бы прожил жизнь припеваючи.
Часто снится мне в полуночном сне
И мерещится счастье близкое,
А проснулся я - ночь кругом темна,
И здесь некому пожалеть меня.

Название: Поцелуй
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Цунада, Джирая
Рейтинг: PG
Размер: размер превью - 600х493, полного изображения - 810x666
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

Название: Горе
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Хаширама, Мадара
Рейтинг: PG
Размер: размер превью - 600х399, полного изображения - 1000x666
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

Название: Новый список погибших
Автор: Клан Сенджу
Персонажи: Цунаде, Шизуне
Рейтинг: PG
Размер: размер превью - 475х600, полного изображения - 810x634 пикселя
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Масаши Кишимото

@темы: Фанарт, Конкурсная работа, Клан Сенджу, Тема: Зрелость